А потом мы упали, надсадно кашляя, пытаясь проморгаться от песочной пыли и выпутаться из клубка собственных конечностей.
Кто-то завизжал на самых высоких нотах, а потом громко топая, и не прекращая истеричного вопля, убежал.
– Вот дура, – пробормотал Сатус куда-то мне в пупок.
– Кто? – яростно потирая глаза, спросила я, хотя меня и не очень интересовал ответ.
– Да девица какая-то, – тяжело выдохнув, ответил демон, переваливаясь через меня и падая рядом на ухоженный газон. – Увидела нас и заверещала, словно свинья.
– Судя по интенсивности топота, там не свинья, там целый кабан, – проворчала я, садясь. Да, я тоже была не в настроении. Потому что сложно проявлять любовь к ближнему, когда магическая доисторическая пустыня выплюнула тебя вместе с мешком песка, которые теперь был везде. Судя по ощущениям, даже в нижнем белье.
– Мне нужно в душ, – пожаловалась я и тут же решила удовлетворить эту потребность. Но не успела встать, как Тай ухватил меня за рукав фехтовальной формы.
– Слушай, прекращай, а? – закатила я глаза. – А то с такими твоими порывами у меня вместо одежды останутся лишь клочки да кусочки.
Медленно расцепив пальцы, демон отпустил ткань. Я благодарно кивнула и начала отряхивать одежду от песка, чтобы привести её в хоть какой-то вид. И чтобы меня в Академии не приняли за сбежавшую из гробницы мумию.
– Не говори никому, – тихо проговорил Сатус, пристально наблюдая за моими действиями.
– О чем? – вскинула я брови, глядя на него сверху вниз. Очень непривычная дислокация, обычно все наоборот. Он нависает надо мной во всем своем неоспоримом великолепии, а я что-то там бормочу себе под нос.
– О том, что сегодня произошло. Не говори никому, – приказным тоном потребовал демон.
Я хотела сперва напомнить ему, что так-то он вообще-то не у себя во дворце, чтобы указания раздавать, а потом плюнула на эту зряшную идею. Не мне с ним жизнь жить, а значит, не мне его переделывать.
– Я, конечно, не против не распространяться на эту тему, – печальный вздох вырвался из груди. – Но думаю, будет очень трудно объяснить наше с тобой исчезновение посреди урока фехтованием всем тем, кто на этом уроке присутствовал.
Сатус поднялся, а я невольно залюбовалась им. Вот как он умудрялся быть таким великолепным даже в испачканной и припорошенной песком форме? Ведь великолепный, не поспоришь – скульптурный скулы, идеальный лоб, выразительные глаза. Даже когда он смотрел лениво-безразлично, так, словно он делал миру одолжением одним своим существованием, его лицо все равно оставалось таким притягательным, что возникало желание сесть за мольберт и написать его портрет. Такая красивая обертка и такой паршивый наполнитель…