Сейчас настойчивость Хельмута казалась попросту смешной и даже милой, но вчера… Генрих вспомнил, что был взволнован, растерян и разозлён, не знал, куда деваться и что делать: плюнуть на всё и поддаться неуклюжим ласкам пьяного Хельмута, даровав ему то утешение, о котором он просил, или всё-таки сдержаться. Слава Богу, хватило ума и воли на второе. Иначе бы сейчас пришлось извиняться самому.
— Прости, — глухо, почти шёпотом, сказал Хельмут, не поднимая взгляда. — Я хорошо помню, что было вчера, и… Прости, я… я вёл себя совершенно неподобающе. — Вдруг он поднял взгляд и улыбнулся, будто вся его головная боль мигом прошла. — Снова я перед тобой извиняюсь, а ты помнишь, чем закончились мои прошлые извинения?
— Так, не сейчас, — рассмеялся Генрих — этот чёртов хитрый лис всё-таки не оставил мысли лечь под него так или иначе! — Всё в порядке, — добавил он серьёзнее. — Я не злюсь. Как ты себя чувствуешь?
— Всё ещё дерьмово, — кивнул Хельмут, массируя пальцами виски. — Тошнит и голова раскалывается. У тебя нет чего-нибудь?..
В дверь несмело, тихо постучали, и Генрих радостно встрепенулся.
— Сейчас будет, — бросил он.
Как и ожидалось, пришла Гвен — в руках её был небольшой глиняный кувшин, видимо, с настойкой.
— Опять она, — послышался сзади крайне недовольный голос Хельмута.
Гвен, до этого сдержанно улыбавшаяся, мигом поникла. Генрих же, бросив на друга укоризненный взгляд, приободряюще похлопал её по плечу и забрал кувшин.
— Спасибо, Гвен, — ласково улыбнулся он. — Настойка чистая, или надо разводить?
— Я всё развела, — сказала она, — можно сразу пить.
Тут же она сделала реверанс и быстро ушла — видимо, ей стало неуютно под тяжёлым взглядом Хельмута. Генрих закатил глаза. Он закрыл дверь и направился к столу, сжимая в руках гладкий кувшинчик, на коричневой поверхности которого был нарисован трогательный белый цветок. Хельмут продолжал дуться, при этом он то и дело прикладывал ладони к вискам или хватался за горло, пытаясь остановить рвотный позыв.
— Гвен тебе сделала отвар от похмелья, — покачал головой Генрих. Он никак не мог вспомнить, куда положил бокалы или хотя бы кружки. — За что ты с ней так?
Хельмут не отвечал. Видимо, стыдился признавать, что ревновал.
Генрих быстро осознал, что посуду с больной шеей найти не удастся, и протянул ему весь кувшинчик — выпьет сколько захочет, главное, чтобы настойка подействовала и Хельмута хотя бы перестало тошнить. Чудо, что ночью его не вырвало…
Хельмут послушно выпил примерно половину кувшина, даже не поперхнувшись, хотя от жидкости резко пахло мятой, стоило предположить, что и на вкус она была тоже очень резкой. Однако желание избавиться от похмелья волновало Хельмута явно сильнее, чем вкус настойки.