— Господи, ты жив! — Генрих истерично рассмеялся.
«Главное, что жив ты», — промелькнуло в пока ещё мутном, спутанном потоке мыслей. Вслух этого Хельмут сказать не смог.
Усталость накатила с новой силой, накрыла с головой, и Хельмут понял, что ноги снова его не держат. Боль в голове внезапно дала о себе знать — она была резкой, режущей, как будто в его черепе оставили зазубренный нож. Из-за этой жуткой усталости пришлось закрыть глаза, и стало даже обидно, что он так и не смог толком разглядеть Генриха, не смог уловить выражение его лица, его взгляд… Хотя слышать искреннюю радость в его голосе было, несомненно, приятно.
Хельмут не помнил, как его довели до шатра и уложили на лежанку, зато всё, что было дальше, он запомнил прекрасно. Он вдруг понял, что остался в шатре с Генрихом наедине: видимо, Гвен, сделавшая всё, что было в её силах, побежала за лекарем. По крейней мере, он чувствовал, что её больше рядом нет, зато Генрих остался с ним — присел рядом и взял его за руку, хотя рука у Хельмута была испачкана грязью и кровью.
Двигаться было больно, да и сил не хватало, но очень хотелось встать, обнять Генриха за плечи, прижать к себе, сказать, что всё хорошо, что раз они выжили сейчас — то уже не умрут никогда… Но Хельмут не смог даже чуть приподнять голову — череп словно раздробили, и теперь острые осколки костей, вспарывая нервы, впивались в мозг.
Но у него всё же получилось сказать то, что он держал в себе так давно.
Хельмут с трудом открыл глаза, рассмотрел крайне обеспокоенное лицо Генриха и кое-как выговорил:
— Я тебя люблю…
— Вот это тебя приложило. — Голос Генриха прозвучал очень тихо, удивительно, что Хельмут это расслышал. Конечно, ему тут же захотелось обидеться и объяснить, что он вообще-то серьёзно, что это не бред его затуманенного сознания и что он так давно должен был это сказать… Просто лишь сейчас осознал острую необходимость.
Но он не успел возразить — лишь почувствовал, как Генрих прижался губами к его гудящему от боли лбу.
А потом мир снова погрузился в непроглядный мрак.
***
В следующий раз он очнулся в шатре.
Судя по всему, это был его собственный шатёр: мутная пелена перед глазами исчезла, теперь Хельмут мог видеть лучше и разглядел знакомую, привычную обстановку… Даже несмотря на царивший здесь полумрак. Наверное, сейчас вечер или раннее утро… Хельмут понятия не имел, сколько прошло времени после того, как Гвен нашла его и притащила сюда.
Он оглядел тонущий в сумерках шатёр, и сразу же на душе стало как-то тепло и спокойно. Позади ужасная битва, позади кровавое поле, слепящее небо и снегопад. Он уже не там — он, живой и целый, лежит в своём шатре. Это, конечно, не дом, не родной замок с жёлтыми стенами на высоком скалистом холме… Не мамин сад с качелями и клумбами, не отцовский кабинет с камином и подставкой для меча в форме оленьих рогов. Не слышно здесь ни смеха сестры, ни переливов лютни, ни треска огня в камине… Но сейчас даже в тесном шатре Хельмут ощущал уют и умиротворение.