Хельмут лишь вздохнул. Он ожидал, что его старший друг, как всегда, знает лучше, что делать. Что он уже давно что-нибудь придумал и сейчас готов озвучить выход из положения, дать совет… Но Генрих тоже понятия не имел, как быть. Это казалось странным и даже в какой-то мере пугало, и Хельмут ещё сильнее прижался к нему, лишь бы избавиться от этого страха.
— Пожалуй, нет выхода, который устроил бы… всех, — выговорил Генрих с каким-то трудом, словно язык его не слушался. — Но ведь мы можем вернуть то, что было раньше, не находишь?
Хельмут лишь молча кивнул. Да, они могут остаться друзьями. Сделать вид, что ничего не было — ни поцелуев, ни ласк, ни того признания в полубреду (несмотря ни на что, полностью искреннего), ни взаимной заботы, такой, какую друзья обычно не проявляют, ни страсти, ни нежности… Как бы повернуть время вспять, вернуться на год назад и начать всё сначала, но только без этого всего…
И нет, ничего страшного, унизительного или расстраивающего Хельмут в этом возврате к дружбе не видел. Но почему даже измена невесты, нанёсшая сильный удар по самолюбию Хельмута, не вызвала в нём такую волну отторжения, как осознание того, что всё, что он пережил с Генрихом, осталось навсегда в прошлом?
Он резко убрал руку с его плеча.
— Я… я хочу выпить, — выпалил он и направился к столам, не дожидаясь окончания мелодии.
— Ты же не пьёшь. — Генрих догнал его, и в его голосе зазвучало недоумение — и явно не только из-за того, что Хельмуту вдруг захотелось вина.
Он не ответил.
Обижаться на Генриха было бессмысленно: он ведь не сказал чего-то категоричного, не бросил его… Но он, как и Хельмут, наверняка понимал, что им больше нет смысла при каждой встрече, которые в последующие годы будут редкими и короткими, прыгать в постель и осыпать друг друга поцелуями. Нет, это, конечно, можно, но тогда разлуки будут попросту мучительными. К тому же Хельмуту рано или поздно придётся снова найти невесту: можно было бы и Хельгу сделать наследницей, но собственный ребёнок, а лучше — два или три, гораздо надёжнее…
И чем он окажется лучше госпожи Агаты, если втайне от жены будет ходить налево, да не к кому-нибудь, а к лучшему другу и сюзерену? Одно дело — вопреки церковным правилам не хранить целомудрие до брака, и совсем другое — изменять супруге… Тут же Хельмут вспомнил, что всё-таки косвенно был замешан в чём-то подобном: герцогиня Эрика ведь являлась замужней женщиной и всё равно оказалась в его постели… Правда, инициативу проявила всё же она, однако сейчас, спустя год после их последней встречи, Хельмут понял, какой мерзкой ошибкой это было.