Он лишь покачал головой в ответ.
— Что ж… — часто заморгала она. — Теперь ни им, ни мне возвращаться некуда. И куда я пойду, когда война закончится?
— Мы же предлагали тебе отправиться в Эори, — напомнил Генрих, возясь со шнуровкой рубашки.
— Я помню, но… кто меня там ждёт? Может, сейчас бы и приняли как беженку, но после войны-то? — В голосе Гвен зазвучало отчаяние, она закусила губу и зажмурилась на миг, видимо, пытаясь справиться со слезами. — А сейчас я туда всё равно не пойду… Вы славно разбили этих нелюдей под Клаудом, и я хочу видеть, как вы разобьёте их под Лейтом, — уже твёрже сказала Гвен. — Я всё ещё побаиваюсь ваших солдат, потому что на первый взгляд они ничем не отличаются от тех солдат… Те же кольчуги, шлемы… Смеются так же грубо, иногда смотрят на меня, ну, понимаете… И убивают они наверняка не хуже, — горько усмехнулась она. — Только вот убивают они захватчиков, а не мирных крестьян. Поэтому обвинять их в чём-то я не стану.
Генрих молчал, думая, что ответить, и глядя на неё пристально и с сочувствием. Гвен была храброй и прямолинейной, и это не могло не вызывать определённого уважения. Но всё же, несмотря на всю храбрость, слёз она не сдержала: по её чуть впалой щеке пробежала одна слезинка, затем другая… И Генрих не выдержал; как тогда, в момент их первой встречи, он осторожно, одним пальцем, провёл по её лицу, вытирая слёзы, а вторую руку положил на её подрагивающее плечо.
— Я не заставляю тебя делать что-то, что тебе не хочется, хотя мог бы, а ты, в свою очередь, имеешь полное право на месть. И если твоя месть будет в виде лекарской помощи тем, кто убивает твоих обидчиков… Что ж, это вполне достойно, — улыбнулся Генрих.
Гвен часто-часто заморгала, пытаясь смахнуть слёзы, и кивнула.
— Думаю, завтра последний раз перевяжу вас, — сказала она тихо. — Уже совсем зажило почти. Мазь на ночь наносите сами, и всё… пройдёт.
И если до этого Генрих думал, что Гвен оправилась, успокоилась, то теперь с невесёлой ухмылкой он подумал о том, что её рана, в отличие от его, скорее всего, не пройдёт. Да, её уже почти не пугали мужчины, а к нему она и вовсе тянулась, не пытаясь оттолкнуть и не отвергая его утешений… Она говорила, что ей легче, что спала она лучше и на болезненные воспоминания почти не отвлекалась… Но Генрих прекрасно понимал, что эти самые воспоминания её просто так не оставят. Да и вряд ли бы она смогла полностью от них избавиться за столь короткий срок.
Гвен приподнялась, хотела было уйти, но он не убрал руки с её плеча. Девушка удивлённо на него посмотрела — в округлившихся серых глазах всё ещё стояли слёзы, — а потом отчего-то улыбнулась. Улыбнулась тепло, нежно и ласково. Будто это она его утешала, а не он её.