— У нас появился неплохой шанс отбить Лейт, — сказал лорд Джеймс, склоняясь над столом, на котором лежала карта. — Прямо за ним — Ледяной мост через реку Гренту, открывающий дорогу к границе. Нам осталось сделать последний рывок, господа. — Он поднял голову и внимательно оглядел всех присутствующих.
Генрих стоял рядом с лордом Джеймсом, по правую руку от него, а вот Хельмут присел на скромный табурет за самым дальним краем стола. Раньше он, скорее всего, встал бы рядом с другом, но сейчас… сейчас он даже не знал, имеет ли право называть Генриха другом. Зато Вильхельм ходил за Хельмутом хвостом, и было не вполне понятно, с чего он вдруг начал проявлять такую привязанность. Может, Остхен узнал, что Хельмуту было известно о его проступках, и теперь пытался его задобрить? Давно им нужно поговорить прямо…
— Боюсь, милорд, не последний, — возразил герцог Арнольд Вэйд. Этот нолдийский дворянин, обладатель стальных серых глаз, чей холод так не вязался с вечной доброжелательной улыбкой, и смоляных коротких волос, никогда не боялся говорить то, что думает. Но и лорд Джеймс уважал его, прислушивался к его мнению и доверял ему. — Мы прогоним фарелльцев с земель Лейта, но ведь граница останется за ними. Там есть крепости, и нужно будет освободить ещё и их.
— Я согласен с его превосходительством, расслабляться нам пока рано, — кивнул Генрих, и Хельмут вздрогнул. Он давно не слышал его голос, они не разговаривали уже пару седмиц, и сейчас, когда друг… или бывший друг заговорил, он ощутил странную тоску. Захотелось что-то ему сказать, но Хельмут одёрнул себя. Стоило прежде помириться, а потом вести беседы на военных советах. — Одной битвой мы не отделаемся, впереди самое малое — две. Хотя я не утверждаю, что с границ мы их прогоним с первого раза, — добавил он со вздохом.
Если несколько дней назад Хельмут был свято уверен в своей правоте, если он был зол на Генриха и не хотел даже думать о примирении, то теперь… наверное, это было раскаяние. Когда в детстве Хельмут ссорился с Хельгой, отец всегда заставлял его просить прощения первым: он — старший брат, мужчина, будущий рыцарь, он всегда должен первым идти на примирение… И даже если именно сестра вроде бы случайно сожгла его любимую книгу, даже если она обзывалась и портила его вещи, пусть и не столь часто, всё равно первым извинялся Хельмут. Однако раскаяния он не чувствовал, ибо точно знал, что виновата была Хельга.
Теперь же… Да, с Вильхельмом сразу поговорить не получилось и после этого правда стоило пойти к Генриху. Тут Хельмут считал себя полностью правым. Но зачем нужно было обвинять его в чём-то? Зачем нужно было злиться? Вильхельм — взрослый человек, он сам должен отвечать за свои поступки, Генрих его воспитывать не обязан… А Хельмут возложил весь груз вины на него. Да, ещё свою роль сыграла Гвен, при виде которой он совсем потерял власть над собой. Осознал, что она переспала с его лучшим другом, разозлился на обоих, и эта злость ещё сильнее разожгла огонь его возмущения из-за Вильхельма, заставила Хельмута думать, что тут есть вина Генриха…