Амельраб действительно был впечатлён словами Фалеса.
– Т.е. варвары, а не хетты, живут вдоль Чангура?
Фалес слабо, практически через силу улыбнулся.
– Именно поэтому я и говорю, что новости не могут тебя порадовать. Я бы даже понял, если бы они вызвали в тебе скорбь.
Амельраб кивнул, постепенно погружаясь в себя.
– Определённо, в таком случае поэмы Нимиага лучше бы не существовало. Она скрепляет хеттов лишь из-за того, что мы видим в ней себя самих, вне зависимости от полиса и континента. Но если окажется, что мы все заблуждались и переняли эпос ненавистных варваров…
Амельраб откинулся на спинку кресла, задумавшись глубоко и судорожно, как он только умел в самые тяжёлые и важные моменты.
– Я выполню свою часть договора, Фалес, как ты выполнил свою. Однако я вынужден молить тебя об очередной помощи.
Фалес строго посмотрел на малика, взвешивая его слова, явно сравнивая их и обдумывая.
– Я предполагаю, что ты сейчас скажешь. Но я дам тебе слово и не буду додумывать о тебе худшее.
– Ты – величайший из современных мудрецов, Фалес. Возможной, что самый великий, с которым только будет возможно человеческому существу говорить на этой бренной Земле. Я… Я понимаю, что никто иной во всём свете – исключая Богов, – не сможет выразить слово Нимиага лучше Нимиага, чем ты. Нам необходимо признать, что великая мудрость прошлого не может кануть в Лету только из-за сущей случайности, шутки рока, которую нам сейчас приходится выдерживать… Готов ли ты изменить некоторые описания Нимиага для… большей исторической точности?
– И эта историческая точность должна будет заключаться в описании бухты Фив? – насмешливо прищурился Фалес.
Амельрабу не нашлось, что ответить. В этот момент мудрец ил Алании оказался даже более прозорлив, чем обычно.
– Я нисколько не удивлён, Амельраб, – рассмеялся Фалес громко и звонко, как он только умел, когда действительно пребывал в хорошем настроении, – этого следовало ожидать. Говоря начистоту, именно это я и ждал от тебя. Такова, говоря откровенно, вся логика твоего мышления.
– И в чем же она заключается? – насторожился Амельраб.
– Твоя логика – это логика тирана, – лаконично бросил Фалес, – готового узурпировать не только власть, но и человеческую память.
Амельраб откинул голову чуть назад, приняв какое-то новое, более резкое выражение лица.
– Ты хочешь оскорбить меня? – сквозь зубы проговорил он.
– Нет, дурья голова. Я лишь хочу, чтобы ты не оскорблял меня, впадая в злость, когда тебе в лицо бросают ту правду, которую ты не желаешь слышать, – в глазах Фалеса, и без того уверенных и даже отчасти отливающих железом, загорелся какой-то особый, нездоровый огонёк.