Анне даже в какой-то момент показалось — сейчас выйдет навстречу кто-нибудь, кто вытащит её из этой проклятой машины, из всего этого дерьма, спасет от обезумевшего Моргана О'Рейли. Но Граница молчала.
Туман тёк вдоль дороги, курился над водой, в нём мелькали какие-то тени, и сейчас это место показалось Анне ещё более недобрым, чем раньше.
— Я читал, что в целом там довольно безопасно, если не привлекать внимание, — сказал О'Рейли. Анна подумала, что привлечь чье-нибудь внимание ей бы как раз очень хотелось. Потом она вспомнила существ, едва не заманивших её в реку, Ясеня с его вином, отдающим дезинфекцией из секционной, мёртвую баньши.
Мысль о баньши заставила Греймур покоситься на своего похитителя. Кровавое пятно было на месте, теперь как будто более яркое. Более настоящее. Анне даже показалось, она видит дыру в ткани. Колющее оружие, и определённо что-то больше кухонного ножа. Они медленно въехали в туман.
Разглядеть что-то в этом белом текучем мареве Анна не могла, как ни напрягала глаза. Вести машину приходилось наугад, и Греймур всё казалось, что сейчас на них выпрыгнет что-то, или машина врежется во что-нибудь, невидимое в тумане.
— Я не удивлен, что полиция не нашла ничего, — неожиданно сказал О'Рейли. Звук его голоса заставил Анну вздрогнуть. — Про это существо знает всего несколько семей, и они стараются держаться в стороне. На остальных он насылает видения и сны, когда считает, что пришла пора действовать. Те, кто знает тайну, растолковывают эти сны. Мне тоже вначале был сон. Если бы этого сна не было, никто, конечно, не стал бы посвящать меня в святая святых…
О'Рейли говорил и говорил. Что-то о семьях рыбацкого квартала, о лабиринте тоннелей, о своем сне, после которого его допустили в круг посвящённых. В какой-то момент Анне показалось, что несмотря на это она различает, что в тумане звенят колокольчики. Тихо-тихо и пугающе отчётливо.
Неожиданно О'Рейли замолчал. Сглотнул слюну, чертыхнулся. Неловко придерживая револьвер, полез в бардачок, чертыхнулся снова:
— Вот дрянь, — выдохнул он. — Забыл воды взять.
Анне говорили, что на Другой стороне нельзя ни пить, ни есть ничего оттуда. Только то, что взял с собой. Это она отлично запомнила.
— Слушай, — Морган О'Рейли устало вздохнул. — Ты тоже говори что-нибудь. Эта тишина, она сводит меня с ума. Знаешь, как будто ввинчивается в уши, что в них даже звенит.
Колокольчики и в самом деле звенели. И как будто ещё кто-то пел где-то в невообразимой дали за туманом.
— Я всё равно не понимаю, как они обставили полицию, — Анне пришлось выдавливать из себя эти слова. Какая-то часть её, рациональная, отвратительно спокойная, требовала принять предложенную игру. Заставить О'Рейли рассказать как можно больше на тот случай, если кровь на его рубашке станет настоящей.