Мой бывший начальник на мгновение снова прячет лицо в руках, потом выныривает и смотрит на меня с тем выражением, которое у него появляется, стоит делу принять особенно отвратительный оборот: провернувшись вокруг своей оси, его настроение приходит в состояние апатичной беззаботности. Последний раз такое лицо у него я видела, когда оскорбляла доктора Мантенью в его присутствии, спровоцировав дипломатический скандал. И сейчас у Энрико то же самое выражение, только усиленное в тысячу раз.
– Вани, ты же понимаешь, что твоя карьера на этом заканчивается, да? Понимаешь, что я не могу позволить тебе работать на другого издателя? – вздыхает он. На долю секунды он выглядит искренне огорченным за меня. – Мне придется тебя бойкотировать, распространить ужасные рекомендации. Было бы слишком рискованно отпускать тебя к конкурентам.
– Можешь пропустить часть с запугиванием, Энрико, – спокойно заверяю его я, полностью владея собой. На самом деле меня поражает, насколько я спокойна и владею собой. С тех пор, как все это началось, постоянно узнаю о себе что-то новое, и вот еще одно: в критической ситуации я сохраняю спокойствие. Прекрасно. Отметила бы это дело бокалом с виски, но он вчера закончился Что, кстати, и повлияло на мое сегодняшнее спокойствие и владение собой.
– Не беспокойся, – продолжаю я. – Хотя твои угрозы и звучат просто смехотворно, потому что, между нами, я вовсе не уверена, что у тебя достаточно власти, чтобы испортить мне жизнь, ты все равно можешь не волноваться. Правда в том, что у меня нет никакого желания искать работу у конкурентов. С меня хватит. Что буду делать? Какая разница. Может, стану официанткой. Кассиршей в супермаркете. Продавщицей в магазине китайских побрякушек. Может, в секс-шопе или клубе с подходящей тематикой оценят мой внешний вид.
– Тебе пора в психушку, – бормочет Энрико.
– Одно из тех мест для изгоев-социопатов, которые мне ужасно нравятся, – тут же вставляю я.
И теперь Риккардо понимает.
Забавно. Я почти и забыла о его присутствии. Зато теперь, на этой явной цитате, у него вырывается сдавленное восклицание, заставившее меня обернуться в его сторону. А он неожиданно выглядит так, будто ему столько всего надо сказать, но не получается, потому что все слова комом застряли в горле.
– Вани… – шепчет он. – Вани, о боже, теперь все ясно… я… То письмо было до, Вани. До всего. До той ночи в кондитерской, до того, как мы стали парой, до тира и до того вечера у меня дома, и… я… я растерялся, вел себя как мерзавец, но ты до смерти меня напугала! О тебе я знал только какая ты умная и как злишься на весь мир. Я не представлял, чего ожидать, считал тебя бомбой замедленного действия, и мне пришлось… мне пришлось защищаться, придумать план, сделать что-то, чтобы оградить свою жизнь и все, что у меня было, от…