Моргана все еще колеблется. Точнее, ее легонько трясет. И я ее понимаю. Она в восторге и от гениальной идеи для своего сочинения, и от того, что я дала ей то, о чем мечтает каждый подросток: собственную уникальную личность. И неплохую.
– А не будет ли это слишком… слишком? – уточняет она, из чистого удовольствия послушать дальше.
– Имеешь в виду, слишком кощунственно? Отличники могут себе позволить интерпретировать тему по-своему, – коротко отвечаю я.
– А откуда ты знаешь, что я отличница?
– По литературе – точно. Утром в лифте ты всегда с книгой.
– Может, я просто учу уроки в последнюю минуту, потому что на школу мне наплевать…
– Ты же читаешь не учебники, а романы, – улыбаюсь я. Мне нравится, как она меня проверяет. – И не те романы, которые преподаватели могут задать всему классу. На днях ты читала Достоевского.
– Но не факт же, что я его поняла!
– А на твоем рюкзаке фраза из «Потерянного рая» Милтона.
– Господи, да ты настоящий Шерлок Холмс! – восклицает она.
Лаура хохочет, но по ее лицу понятно, что все, что я сказала, – правда.
– Профессиональная деформация, – пожимаю плечами я, не углубляясь в тему.
– Ну кем бы ты ни работала, готова спорить, что ты профессионал, – вздыхает Моргана, все еще светясь от радости, а я открываю дверь прибывшего тем временем лифта и запускаю девочек внутрь.
Ты права, малышка Моргана. В своей работе я профессионал.
Я написала лучшую книгу в мире, и никто об этом не знает.
Глава 3. Прямее гитарной струны
Я говорила, что Энрико всегда против моих встреч с теми, за кого я пишу книги. Так и есть. Более или менее. С одним исключением. Где-то полтора года назад мой начальник позвонил мне и впервые попросил приехать на встречу с одним из авторов.
– Но ты же всегда против того, чтобы я встречалась с ними, – возражаю я.
– В этот раз все по-другому.
Почему по-другому? Он не объяснил и повесил трубку.
Приезжаю в издательство и понимаю.
В кабинете Энрико меня ждет какой-то парень, высокий, беспокойный, с трехдневной щетиной, в пиджаке, но без галстука, с художественно уложенными волосами – хотя, может, и нет, потому что, когда череп правильной формы, с пропорциональными висками и лбом, даже если ты просто растрепанный, кажется, что так и задумано. (За время нашей встречи парень будет запускать руку в волосы настолько часто, что нервный тик точно отнесет его к второй категории). Ему, должно быть, тридцать шесть, максимум тридцать восемь лет, красивое лицо, которое отлично бы смотрелось на фото во всю обложку книги. Вообще-то, именно там я его и видела: на обложке одного из самых невероятных бестселлеров, который несколько лет назад собрал почти все литературные премии, романа «Асфальтовый берег» – поражающей своей глубиной истории о семье итальянских иммигрантов в Соединенных Штатах времен Второй мировой войны.