– Можно узнать, что я вам сделала? – восклицаю я. – Если уж уподобляться Сатане, хочу хотя бы знать, чем я это звание заслужила.
– Ш-ш-шутите, – шипит она. Если бы взгляды могли убивать, сейчас была бы уже моя третья реинкарнация за последние две минуты. – Ему плохо. Настроения нет. Аппетита нет. Больше не смеется, больше не шутит. Произносит плохие слова. По телефону говорит быстро. Даже с женщинами. Никогда не говорил быстро. Никогда. Тем более с женщинами, никогда.
О.
Нет необходимости спрашивать, кто этот несчастный, переживающий экзистенциальный упадок.
– И это я виновата? Вы это хотите сказать? – Вообще-то, со всей вероятностью, виновата действительно я, но по другим причинам, не тем, что считает Роза. – Послушайте, все не так, как вы думаете. Если Риккардо хреново, это уж точно не потому, что он скучает по своей бывшей, как все нормальные люди. Это все он…
– Неинтересно! – рявкает эта низенькая женщина. Честно говоря, я уже сама себя спрашиваю, какого фига, откуда эта потребность оправдаться.
Тем временем крошечная синьора выпрямляется. Смешно, насколько внушительно может выглядеть перуанка ростом метр сорок, когда расправляет плечи, чтобы получше вас оскорбить.
– Я только знаю: ты была – теперь нет. Он раньше счастлив – теперь нет. Грустный. Он… – пытается подобрать слова Роза, не находит, поэтому ограничивается глубоким вздохом. Не театральным, не так, как вздыхала Лиз Тейлор, играя умирающую Клеопатру. Нет: это тяжелый, медленный, удивительно настоящий вздох, который на мгновение превращает Розу в Лоренса Оливье и кого-то убитого горем одновременно. Затем она поднимает голову и в очередной раз пронзает меня взглядом.
– Твоя вина. Конечно, твоя вина. Дьявол.
И с одним взмахом только что идеально уложенных волос она разворачивается и рысью несется прочь точно фурия.
Практически сразу же после парикмахерской я захожу в комиссариат.
Нет, не чтобы заявить на Розу (да и потом, за что? Участие в преступном сговоре против морали? Пособничество засранцу? Распространение чувства вины?). Меня вызвал Берганца, который, стоит мне зайти, говорит:
– Готово, Сарка. – И раскладывает передо мной бумаги на подпись, в которых говорится, что я, Сарка Сильвана Кассандра (без запятой) теперь официально числюсь в списках комиссариата в качестве консультанта по связям с общественностью. Похоже, должность действительно существует, и благодаря моему резюме и поддержке Берганцы ее сразу же закрепили за мной. Какая удача. Нет, правда: если бы потрясение от утренних событий уже прошло, я была бы на седьмом небе. Ведь на самом деле работать на Берганцу – предел мечтаний на данный момент. Вообще-то и на лице комиссара, забирающего документы, видна тень чего-то похожего на улыбку.