Натурализованная боснийка пожелала «Приятного аппетита!» и нехотя ретировалась, словно силясь нечто вспомнить, а может, не желая расставаться с «жильцами», ее заинтриговавшими. Между тем о завтраке, столь нестандартно материализовавшемся, они минут пять не вспоминали, пережевывая впечатления от недавнего визита – первой подвижки их дела, будто пока не безнадежного. Иногда переглядывались, казалось, норовя обнаружить в лике визави подтверждение своим мыслям. И, складывалось впечатление, в общем и целом, понимали друг друга без слов.
Придвинувшись к столу, они распаковали завтрак. Чокнулись пластиковыми стаканами с капучино, прежде сбросив крышки. Пережевывая булки с запеченными баварскими сосисками, казалось, продолжали примериваться к тем или иным сценариям, с качеством и способом поглощения пищи не перекликавшимися. Но, покончив со спаренной жвачкой, уже транслировали, чем себя занять. Между делом, прибирая, обменялись шепотом несколькими фразами, семантической расшифровки не получившими. «Гости» дело свое знали туго, памятуя, что изолятор – своеобразная исповедальня наоборот, спроектированная выуживать арестантские тайны через разбросанные повсеместно «клопы».
К сожалению, дело приняло оборот, предсказанный Степановым при задержании. Спустя час в камере объявились двое служивых, на сей раз в полицейской форме с переводчицей славянской наружности. У одного из копов, офицера, в руках цветная распечатка – портрет Степанова с текстовым контентом. Перешептываясь, копы сверились с оригиналом и даже, проконсультировались с переводчицей. Та мимический передала с ленцой: будто, он. После чего перевела:
– Вы, Олег Степанов, 03.09.1964 года рождения, владелец российской компании «Crown Engineering», ныне обанкроченной?
Олег промолчал, но пропечатанная в его лике обреченность казалась красноречивее любых слов. Не откликнулся он и на повторный вопрос, дублировавший первый. Обреченно склонил голову. Собственно, отчаяние мелькнуло в его взоре, едва он заметил женщину-славянку, сопровождавшую полицейских.
Спустя минуту Степанов покидал камеру-обезьянник с сомкнутыми на запястьях наручниках. Он был настолько погружен в свою драму, что не откликнулся на жест солидарности – сжатый кулак сокамерника, от которого за три месяца постоя, как он не раз признавался, почерпнул немало полезного. Все же, опомнившись, уже в коридоре через решетку кивнул, вынырнув на мгновение из своей бездны.
Оставшись один, Алекс Степанову сострадал, потрясенный открытием: существует ли на свете ресурс, способный противостоять всеохватной тирании государства, коль ему проигрывает высокоорганизованный, не знающий сбоев, но действующий за ширмой аналог. Коль так, то каков коррупционный номинал, гарантирующий юридическую неприкосновенность в тяжком преступлении? Семьдесят, сто миллионов?