.
Чистота и святость, обеспечиваемые исполнением священных церемоний, были необходимым условием обретения вечной жизни{445}. Совершители мистерий обещали своим посвященным счастливое бессмертие, и утверждали, что открывают им верные средства ко спасению. Согласно общепринятому символу, оживотворяющий нас дух представлял собой искру, отделившуюся от огней, сверкающих в эфире; он был участником их божества и спускался на землю, чтобы подвергнуться испытанию. Можно, в буквальном смысле, сказать, что «Человек — это падший бог, который помнит о небесах.
Покинув свою телесную тюрьму, благочестивые души возносятся к небесным просторам, по которым движутся божественные звезды, чтобы жить там всегда в бесконечном свете, разливающемся поверх небесных сфер»{446}.
Но на другом полюсе мира, напротив этой сияющей обители, простиралось мрачное царство злых духов. Непримиримые противники богов и добрых людей, они постоянно исходят из адских глубин, чтобы бродить по поверхности земли, где они сеют всевозможные бедствия. Верующий должен без устали бороться с их кознями при помощи небесных духов и стремиться отвратить их гнев кровавыми жертвоприношениями. Но и колдун мог тайными и ужасными действиями подчинить их своей власти и заставить их служить своим замыслам; и эта демонология, чудовищное порождение персидского дуализма, способствовала расцвету всяческих суеверий{447}.
Тем не менее власть злых сил не должна была длиться вечно. По общему мнению, когда исполнятся времена, Вселенная будет уничтожена огнем{448}. Все злые существа погибнут, а праведники, которые воскреснут, установят в обновленном мире царство всеобщего счастья{449}.
Итак, вот какова, в двух словах, теология язычества, которая сложилась через три века после восточного вторжения. Из грубого фетишизма и диких суеверий просвещенное жречество азиатских культов постепенно создало метафизику и эсхатологию, подобно тому как брахманы построили спиритуалистический монизм Веданты бок о бок с чудовищным идолопоклонством индуизма, или, если оставаться в латинском мире, как юристы смогли извлечь из обычаев первобытных племен абстрактные правовые принципы, которыми руководствуются самые цивилизованные общества. Эта религия является не только набором умилостивляющих, искупительных и покаянных обрядов, которые граждане должны исполнять ради блага государства, как это было в Древнем Риме. Теперь она предлагает всем людям объяснение Вселенной, из которого вытекают правила поведения, а цель существования помещается за пределами этой жизни. От восстановленного Августом культа она отстоит дальше, чем от христианства, которое с ней борется. Два противоборствующих верования вращались в одном и том же интеллектуальном и моральном пространстве