Скорее нас могут упрекнуть за одно, по-видимому, существенное упущение. Мы рассматривали исключительно внутреннее развитие язычества в римском обществе, а его отношения с христианством затрагивали лишь мимоходом и косвенно. Однако этот вопрос уже давно стоит на повестке дня и занимает не только одних ученых, нередко становясь темой блестящих лекций, — вслед за научными монографиями ему уделяют внимание самые популярные учебники[2]. Мы не хотим недооценивать ни занимательности, ни серьезности этой полемики, и мы пренебрегли ею вовсе не потому, что она кажется нам недостойной внимания. Богословы, вследствие своей веры и образования, долгое время предпочитали изучать скорее непрерывность иудейской традиции, чем те препятствия, которые вставали на ее пути; однако реакция на подобную тенденцию не заставила себя ждать, и сегодня прилагаются большие усилия в направлении того, чтобы доказать, что Церковь немало позаимствовала из концепций и ритуальных церемоний языческих мистерий. Однако, при всем почтении к элевсинским ритуалам, когда речь идет о мистериях, следует иметь в виду скорее эллинистическую Азию, чем собственно Грецию. Ибо поначалу первые христианские общины образовывались, формировались и развивались в среде жителей Востока — семитов, фригийцев, египтян. К тому же религии этих народов были гораздо более развитыми, богатыми с точки зрения идей и чувства, более содержательными и берущими задушу, чем греко-латинский антропоморфизм. Их богослужение повсюду опиралось на общепринятые представления о катарсисе, которые проецировались на определенные действия, рассматриваемые как очистительные, и были почти идентичными у разных сект. Новая вера перелила свое откровение в формы, освященные предшествовавшими культами, ведь только они были доступны пониманию для того мира, где она возникла. Приблизительно такова точка зрения, которую в последнее время предпочитали историки.
Однако при всей значимости этой серьезной проблемы мы не можем и помыслить о том, чтобы коснуться ее, пусть даже мимоходом, в очерках о римском язычестве. Наша тема ограничивается гораздо более скромными рамками латинского мира, и это полностью меняет спектр рассмотрения. Христианство распространилось здесь лишь после того, как вышло из зачаточного состояния и по-настоящему оформилось. Кроме того, как и восточные мистерии, оно долгое время оставалось там религией меньшинства, в основном иноплеменного. Существовали ли какие-то связи между этими соперничающими сектами? Молчание церковных писателей — недостаточное основание для того, чтобы отрицать данный факт: непросто признать заимствование идей у своих противников, так как это означало бы согласие с тем, что идеи, которые они отстаивают, обладают некоторой ценностью. Однако я полагаю, что этому не следует придавать большое значения. Да, безусловно, некоторые церковные обряды и праздники могли брать за образец соответствующие языческие традиции: так, в IV в. Рождество было перенесено на 25 декабря, потому что именно в этот день отмечалось Рождение Солнца (