.
Так правители дважды попытались заместить капитолийского Юпитера семитским божеством, сделав его культ главной и официальной религией римлян. Они объявляли о низложении древнеримского идолопоклонства в пользу другого язычества, почерпнутого в Сирии. Тогда в чем же заключалось преимущество, признаваемое за верованиями этой страны? Почему даже иллирийский полководец вроде Аврелиана обратился именно к ней в поисках самой совершенной из языческих религий? Вот вопрос, который встает перед нами, и разрешить его можно, лишь точно узнав, какими стали верования сирийцев при империи.
Именно этот вопрос до настоящего времени освещен очень слабо. Помимо очень поверхностного труда Лукиана о dea Syria, мы почти не находим достойных доверия сведений у греческих и латинских писателей. Произведение Филона из Библоса, эвгемеристическое толкование якобы финикийской космогонии, представляет собой очень низкопробную мешанину. В этом случае, в отличие от Египта, мы уже не располагаем оригинальными книгами семитских богослужений. Тем, что у нас есть, мы обязаны главным образом надписям, и хотя они дают прямые указания на время и территорию экспансии этих культов, они почти ничего не сообщают об их учениях. Можно ожидать, что здесь могут пролить свет раскопки в местах расположения крупных сирийских храмов, а также более точная интерпретация скульптурных памятников, которыми мы уже располагаем в достаточно большом количестве, особенно статуями Юпитера Долихенского.
Однако уже сейчас можно распознать некоторые характерные черты семитского язычества, и следует признать, что, судя по внешним чертам, которые первыми бросаются в глаза, оценка его получится неблагоприятной.
В нем остался запас очень примитивных идей, дикарского поклонения природе, которое, пройдя сквозь века, в какой-то степени сохраняется в христианстве и исламе до настоящего времени{224}. Это культ холмов, иногда с грубой оградой, отмечающей границу священного места; почитание воды, обращенное к морю, рекам, стекающим с гор, источникам, бьющим из земли, прудам, озерам и канавам, куда одинаково бросали подношения, независимо от того, почиталась ли в воде жидкость, утоляющая жажду и оживотворяющая, или же влага, дающая плодородие земле; деревьев, покрывавших жертвенники своей тенью, которые запрещалось рубить или повреждать; культ камней, в основном необработанных, называвшихся «бетиль», которые, на что указывает их наименование (beth-EI), рассматривались как обиталище бога или, лучше сказать, вещество, в котором присутствует божественное