— Мам! А где папа? — поинтересовался я, но мать не смогла мне ответить из-за опухшего горла.
Кажется, эта щитовидная железа. И опухла она так... Что пора удалять. И это только то, что я вот так на глаз, на ощупь, вижу! И это я вижу, человек с улицы, без профильного образования и советующего опыта, ограничивающимся «надо заштопать и заживёт». А что видит в ней профессионал? Труп!?
Вот ж-ж-жёшь! И какого фига их понесло!? А главное — куда!? И... я могу зарядить силой кровать! Но эффекта хватит от силы на пару часов и высушит меня донельзя. Это не продолжительная зарядка маленьким зарядом, что держится потом годами. Это уханье энергии в бездонную бочку! Что будет стремиться скорее растечься по местности.
Это, скорее всего, уничтожит кровать! Пусть и не сразу. И вообще — опасно для всех, в том числе и для меня самого. Тело, может не выдержать. Да и нужна стабильность, а не вот такое вот — обновлять заряд каждый день я точно не смогу.
А если бы даже и смог — через недельку другую, врачи бы заподозрили наличие обогащённого урана прямо в палате. Тут не мир средневековья! Есть и оборудование, и приборы — найдут, и ладно если просто койку поменяют!
Нет, мать надо отсюда забирать! И надо бы найти её лечащего врача, вдруг он знает что-то об отце и ситуации в целом.
Врача нашел дольно быстро. Правда не того, не маминого, просто мимо проходящего, но с его помощью нашел и лечащего. И уже тот мне пояснил, что мать тут лежит уже давно, две недели, и они, что называется, не знают, что с ней делать. И что отец тут появляется весьма часто если не каждый день, то через день точно, и сегодня его еще не было.
Что матери, по нормальному, нужна и операция, и комплексное обследование, но у неё, оказывается, нет расширенной страховки. А без неё — только платно, и денег у семьи нет. На вопрос, что за зверь эта «расширенная страховка», врач пояснил:
— Продолжение приватизации и начало капитализации больниц. Теперь в обязательное страхование входят только самые простые услуги, и только срочные операции. И даже это не входит, если прописка временная.
Вспомнив, что регистрация в Москве у нас таковой и была всегда, я резко погрустнел. Не за мать! Встречу отца и всё решим! А за прочих больных, что... что? Лежат тут и ждут смерти? Не имея прописки или вообще, снятые с поездов-самолетов по болезни, будучи проездом. О чем и спросил господина в халате и в ответ получил тишину - в купе с крайне печальным взором.
Захотелось кого-нибудь прирезать! Но вместо этого я снял с себя футболку, оставшись в кофте на голое тело, втюхнул в неё максимально доступное для ткани количество силы, учитывая, что она и так ею уже фонила — эта моя любимая футболка! И передал маме, с настоятельной просьбой не расставаться с ней ни на миг! А сам вернулся к классу, где меня уже потеряли, и естественно — немного обругали, за нарушение порядка очередности.