Звонкий звук пощечины привел меня в себя.
И я обнаружила, что нависаю над ошалело раскрывшим рот Лешей, на щеке которого отпечатался яркий след руки. Моей руки.
— Заткнись! — срывающимся голосом процедила я. — Просто замолчи! Не смей, не смей трогать мою жизнь!!!
Глаза заволокла пелена и я обнаружила, что плачу.
Лицо Леши стало виноватым, и я поняла, что сейчас он начнет извиняться.
Я ничего слышать не хотела.
— Спасибо, я наелась, — прошипела я и прожогом бросилась наверх, в свою комнату.
Я думала, что как только закрою дверь, так меня истерикой и накроет. Но нет, слезы очень быстро высохли. Я без сил села на кровать и впала в странный ступор.
Мне казалось, что у меня закоротило мозг.
С одной стороны, я не принимала, отвергала слова Леши.
Я живой человек! Я не могу быть персонажем!
С другой…
На этом моменте моя голова отказывалась варить. Я даже мысль эту додумать не могла, сопротивлялась всей собой.
Я настолько отрешилась от мира, занятая попытками привести свой разум в порядок, что стук в дверь заметила только тогда, когда в нее явно замолотили ногами и со всей силы.
— Алена, я сейчас дверь выломаю, если не ответишь! — рявкнул Леша.
Гнев обуял меня с новой силой. Я соскочила с кровати и, мигом оказавшись у двери, быстро ее открыла. Когда я вообще успела ее на ключ закрыть?..
— Что, мало сказал? — в тон Леше отозвалась я. — Пришел добавить?!
— Фух, с тобой все в порядке, — выдохнул тот и внезапно грузно опустился на пол. — Видишь, малой? — он повернулся и только после этого я поняла, что за его спиной стоял Тоша. — Цела она. Вытри сопли и не разводи нюни из-за херни.
— Угу, — шмыгнул носом тот и утер рукавом рубашки покрасневшие влажные глаза.
— Запрет на слезы и эмоции у мальчиков в детстве провоцирует много проблем… — обескураженно пробормотала я строчки из полузабытой статьи. А потом до меня дошло: — В смысле цела?! Вы себе что тут вдвоем придумали?!
— А что должны были? — ворчливо отозвался Леша снизу, явно не собираясь вставать. — Мелкий, между прочим, минут десять стучал и звал тебя, а ты не отзывалась.
— И это, конечно же, значило, что я с собой что-то сделала. Вы что, того? — я выразительно покрутила пальцем у виска. — Я еще первое наказание за суицид не отбыла. Добавлять себе проблем сверху? Спасибо, не надо.
— Простите… — тихо сказал Тоша и бочком двинулся к лестнице.
В моей голове на бешеной скорости пронеслась цепочка: ребенок, получивший травму, так как видел смерть семьи, не смог меня дозваться и пришел к самому страшному и очевидному выводу.
— Стоять! — я торопливо цапнула его за воротник. — Ты идешь со мной. На кухню.