Родители подошли ближе, папа даже нагнулся, рассматривая каждую линию. Они вместе ходили вокруг, изучая голубые потоки и рисунок на мне, чем вызывали жуткое смущение. Хотелось сжаться и закрыться от их внимательных взглядов, но я старалась не шевелиться, как просили. Происходящее казалось каким-то бредом, тем более, что магии и ее основам меня никто не учил, а тут я стала частью неизвестного для себя заклинания. От страха мурашки бегали по коже, заставляя дрожать и волоски подниматься от кожи.
– Вот она, – неожиданно заявил папа, остановившись справа от меня и указав куда-то в область шеи, чуть выше ключицы. Мама подошла к нему и внимательно уставилась на нужное место. Мне с моей позиции и невозможностью двигаться видно ничего не было, оставалось довольствоваться только их разговорами.
– Что это? – недоуменно поинтересовалась мама, пока отец поднял руку, направил пальцы на нужное место и принялся медленно шевелить ими в воздухе, даже не касаясь меня. Слух уловил едва различимый шепот незнакомых слов, которые он произносил, пока колдовал. По коже пробежало приятное покалывание, с каждым его движением оно становилось сильнее, пока не начало обжигать.
– Магическая пробка. Кто-то установил ее, перекрыв Сапфире доступ к ее потокам магии, из-за чего она ничего не может сделать, – сделал вывод папа в перерыве между бормотанием непонятных слов, и продолжил колдовать, пока мне становилось все больнее от его действий. Стараясь справиться с нахлынувшей бурей эмоций и не обращать внимания на боль, я заметила капельки пота на лице папы. Для Дэниела Мартимора, одного из сильнейших магов нашей половины мира, оказалось трудным то заклинание, что он проделывал с моей шеей.
– Но ты же ее уберешь, так? Это простое заклинание для тебя. Нужно сообщить совету, и они должны будут найти того, кто заколдовал ее. Откуда вообще могла появиться эта пробка? – всполошилась мама, но на нее смотреть не хотелось. Да мне сейчас вообще ни на кого смотреть не хотелось, боль усиливалась и терпеть больше я не могла. Закрыв глаза, я попыталась дернуться, но свободная рука папы схватила меня за предплечье и не дала сдвинуться с места, вернув в прежнее положение.
– Я же просил не двигаться, – напомнил он, и мне пришлось зажмуриться и стиснуть зубы от боли. Слезы непроизвольно брызнули из глаз, а с губ сорвался беззвучный крик, рот открывался, но голос ничего не произносил, словно его отняли. Стоять вот так стало настоящей мукой, но рассматривая лицо отца, искривленное гримасой боли и напряжения, я поняла, что не для меня одной.