Она не могла понять, кто из них существо из другого мира -- она, или он.
-- Но почему?!!
-- Для тебя весь мир сведен к одному: подчинить себе кого-то, кто тебе нужен. Ты слишком неинтересная личность, чтобы строить с тобой глубокие отношения. А я не хочу быть твоим приложением...
-- Но ты же меня совсем не знаешь!
-- Того, что я вижу, вполне достаточно, чтобы изучить тебя вдоль и поперек.
-- И это ты говоришь мне, женщине, за любовь которой многие отдали бы что угодно!
Он усмехнулся. Она почувствовала, что задыхается ядовитой водяной пылью.
-- Пустые разговоры. Это только дешевый способ ударом головы доказать, что ты не то, чем являешься на самом деле. Кому нужна любовь женщины, которая умоляет на коленях смеющихся над ней, унижается перед плюющими ей в лицо, которая совсем не знает самоуважения. Кому нужна любовь женщины, не способной любить, способной только лизать пятки!
-- Нет, клянусь, нет...-- она запнулась, не в силах вымолвить слово.
Удушье сжало ее горло, в глазах все помутнело и настала тьма.
x x x
Оливия в ужасе открыла глаза.
В окно заглядывали звезды.
В жарко натопленной комнате царил удушливый запах орхидей, жасмина и крепких духов.
Она с отвращением отбросила от себя конец покрывала, обвившийся вокруг ее шеи.
Жуткий сон еще не отпускал ее сознание, камнем давя на сердце. Оливия обернулась -- Дэвид был рядом. Он спал, и на его лице отражалось холодное безразличие сна без сновидений.
Внезапно осознание всего произошедшего и происходящего свалилось на нее.
Что же будет теперь? Потом, когда он проснется. А что было тогда, после первого раза? Он исчез, не сказав ни слова, а потом просто отшвырнул ее прочь, как какую-то надоевшую потаскушку.
После того, как перед этим сказал, что любит ее...
"Нет, он ведь даже и не говорил, что он влюблен в меня,-- подумала вдруг Оливия,-- Это только ведь я постоянно твердила ему, что не могу жить без него..." Умоляла, умоляла, господи, как же она его умоляла в ответ на его наглые холодные лживые ответы!
Она посмотрела на него. Его безупречно красивое лицо, точеную фигуру, которую он демонстрировал с бесстыдством девственника, играющего искушенного сердцееда.
Тогда, в первый раз, он вел себя, как будто был влюблен без памяти. Но это все любовью не являлось. Боль сжала ее сердце -- неужели ей уже нельзя даже надеяться, что сейчас он полюбил ее... "женщину, которая способна только лизать пятки"... Как же все это было унизительно!
Графиня Арнгейм.
Ее охватила вспышка бешеной ярости -- любить и получить за это пощечину. Любить так, как она любила, безумно, безмерно, и быть втоптанной в грязь мальчишкой, использовавшим ее для поднятия собственной самооценки.