Она наверняка мечтает стать здесь матерью и прожить долгую жизнь, а я не могу ей этого дать. Что может быть ужасней? Зачем я вообще завел этот разговор про истинную пару? Страшная ведь ложь…
Меня аж самого злит свой собственный разум. Хотел ее любой ценой, получил шанс и, когда уже цена эта назначена, платить ее не могу – страшно.
– Мы справимся, – пообещала она мне.
Зал как раз все покинули и остался лишь Эргат, хмуривший брови и поджимавший губы одновременно. Эта смесь серьезности и страха не могла оставить меня равнодушным.
– Эргат…
Я сел возле него, взял за руки, как это делал принц, заглянул в глаза и решил с ним не лукавить, не щадить его, потому что смысла в этом уже нет.
– Мы не знаем всей правды о твоем происхождении, но есть вероятность, что…
– Хергана – моя мать, а король – мой отец? Я правильно понял? – спросил меня он дрожащим от волнения голосом. – Мне очень надо, чтобы они жили, понимаете? Теперь ясно, почему меня все это так беспокоило.
Что ему на это вообще можно было сказать? Бедный ребенок, не знающий правды, наверно тот мальчик тоже лишь догадывается, только ему уже никто не поможет, а этого я могу обнять.
– Мы сделаем все, что в наших силах.
– И мне можно будет с вами? – жалобно спросил он.
– Да, тебе нужно с нами, но ты пообещаешь, что не отойдешь от меня, хорошо?
– Да, но можно я сейчас немного побуду один?
Он почти вырвался, отвернулся, видимо не удержал все же слез, а показывать их не хотел.
– Конечно, – согласился я, и он сразу сорвался с места.
– Эргат…
Алика хотела его догнать, но я не дал.
– Пусть идет.
– Он же плачет, – сказала она, и ее серьезное лицо исказилось таким явственным сочувствием, что я не смог не прикоснуться к ее губам, удивительно знать, что строгая Алика на самом деле такая живая и трогательная.
– Ему надо выплакаться, – ответил я. – Пусть немного расслабится, а там и я приду, чтобы он знал, что не один, а пока пусть порыдает без смущенья и стыда. Он и так жил, веря, что родная мать от него отказалась…
– Его родила другая женщина… это как суррогатная мать, честное слово, – прошептала Алика и внезапно прижалась ко мне.
У нее руки были холодные, настолько, что пальцы, упирающиеся мне в грудь, пробивали холодом все внутри.
– Мне в этом мире очень больно, – сказала она, – и страшно. Он так на меня влияет.
– Он – воплощение твоих кошмаров, – прошептал я, целуя ее в макушку. – Это и делает тебя идеальной спасительницей. Все происходящее не оставляет тебя равнодушной.
– Я сейчас разревусь как Эргат, – пригрозила она мне.
– Ну и реви, – спокойно ответил я, коснулся ее подбородка, чтобы заглянуть в глаза и, прежде чем она ответила, поцеловал.