Прежде Людгарден приходил ко мне только при помощи особого приглашения, – своего рода нить, которую я бросаю ему из темноты, – но теперь мне почему-то хотелось избавить учителя от надобности со мной связываться.
– Эргат, достань у меня из кармана камень, – велел я ученику.
Мальчишка растерялся, но послушно засунул руку в мой карман. Его маленькая ручонка провалилась туда до самого плеча. От волнения он приоткрыл рот, засопел, а потом насупился. Я управлял своим карманом очень легко, потому, тот самый камень прыгнул Эргату в руку, когда я понял, что урок пустоты моего кармана он вполне осознал. Он сумел быстро понять, что рука его ничего не найдет. Не позволять же ему шарить в тех завалах хлама, который хранится в моем кармане?
– Есть! – вскрикнул Эргат и тут же сам на себя шикнул, даже ладошкой по губам себя хлопнул, поняв наконец, что может разбудить Алику, из-за которой я и затеял всю эту возню с карманом. Умный мальчик, как с ним таким не возиться?
– Хочу, чтобы вы могли в любое время прийти. Мало ли, что может со мной случиться, – сказал я магистру, даже не пытаясь скрывать свои речи от других. Все и так знают, что я человек не надежный: то жив, то мертв, то в этом мире, то еще в каком-то никому не ведомом, так что пусть сами воображают, куда я могу подеваться.
Людгардену мои слова не понравились. Это я понял по его внимательному взгляду, даже настроился на придирчивый разговор, но мой наставник принял маленький черный камешек, – гладкий как бусина и матовый как сама ночь, – из рук моего ученика, а затем кивнул.
Больше нам не о чем было говорить. Я только подождал, когда Эргат снова схватится за мой рукав, закрыл глаза и ощутил ледяной ветер, поднимающийся под ногами. Я знал, что он черным вихрем поднимется из-под моих ног, охватит нас целиком и разорвет на части для других, разрушит как иллюзию, но мы ощутим лишь его холод. В сущности, даже глаза закрывать не обязательно. Нет ничего страшного в том, что одна реальность сменяется густой тьмой, а когда та исчезает, – возникает совсем иная реальность. Глаза я закрываю, только чтобы успокоиться в руках холода, пустить его в свое сердце, остудить голову и призвать на помощь разум, потому что он мне сейчас нужен, какая бы из реальностей не была моим настоящим домом.
Открыл я глаза лишь тогда, когда мой рукав отпустили. Я услышал шлепанье шагов, бодрых как всегда. Эргат помчался вперед по серым камням к башне, а я стоял на краю этой дорожки. Она была выложена камешек за камешком в центре бесконечной иллюзии леса, в котором вечная ночь черным туманом стелилась по земле, а стволы белых деревьев поднимались ввысь, перламутровая трава задумчиво раскачивалась на ветру. Она была полупрозрачной и мерцала, грозясь исчезнуть от прикосновения ночи. Листья на деревьях шуршали, но различить их было совершенно невозможно.