Ирка, к счастью, не кусалась, просто молча и почти неподвижно лежала носом к стене, пока я, пьяный, долго-долго елозил и, в итоге, вымотался, так и не кончив.
Не знаю, поняла это Ирка или нет, но когда я откатился, стала спрашивать, было ли мне хорошо.
— Угу, — пробормотал я, погружаясь в тяжёлый сон.
Всю неделю я носа из дома не показывала и каждые полчаса старательно втирала мазь от ушибов, наблюдая, как цвели мои синяки: из багрового в чернильный, затем — в коричневый, в жёлтый и наконец в бледно-зелёный. Мама спрашивала у учителей, что задано, так что бездельем я не мучилась. Уроки делала каждый день, как будто и не на больничном вовсе. Да к тому же стала вдруг какой-то рассеянной, так что эти уроки растягивались у меня почти на весь день. Зачастую ловила себя на том, что пялюсь в открытый учебник, а думаю совсем о другом. Прямо как в поговорке — гляжу в книгу, вижу фигу. А ещё взяла в моду торчать у кухонного окна — оно выходило во двор. Окно гостиной тоже выходит во двор, но там мешал обзору балкон. А тут — взгромоздишься на подоконник и любуйся сколько влезет на снующих внизу соседей.
Четыре раза видела Шаламова. Интересно, он заметил, что я в школу не хожу? В минувшее воскресенье слышала за стеной его голос довольно отчётливо, но ещё яснее — голос его отца. Он ругался, называл сына бесчувственной скотиной, подлецом и негодяем, а на фоне где-то плакала женщина. Мать? Хотела бы я знать, что такого он натворил? Хотя, если судить по моему отцу, то необязательно что-нибудь вытворять, можно и просто так нарваться на грандиозную выволочку. Интересно, а его отец тоже распускает руки?
Первые дни я никого к себе не пускала. Забегали ко мне и Светка Черникова, и Куклина с Капитоновой, и Вилкова, и даже Алька Зимина. Впрочем, Альку Зимину я впустила. Слишком уж неожиданным оказался её визит после нашей размолвки. И к тому же она не Черникова, трезвонить всем вокруг и делиться впечатлениями об увиденном не станет. Хотя и при ней я не рискнула показаться в полной красе — как могла, замазала лицо маминым тональным кремом.
Я, конечно же, принялась выспрашивать Альку, что в школе происходит, а то за эти дни стала чувствовать себя оторванной от мира. Мама, правда, кое-что рассказывала, но скупо и со своей, учительской колокольни, а учителя никогда не знают всей картины. Ну вот ещё позавчера отец за ужином говорил, что приезжала комиссия из районо, всё проверила, влепила ему выговор без занесения и укатила назад. В общем, его пронесло. Директор третьей школы тоже отделался лёгким испугом. Не знаю, как там, у них, но здесь отец устроил репрессии всем, кто засветился на пустыре. Таких, правда, оказалось немного. Но тех, кто попался, он вызывал к себе в пыточную по одному и устраивал допросы. Кое-кто, как я поняла, прокололся, потому что отец выяснил про Куприянова, например, которого изначально не поймали. Ещё некоторые фамилии всплыли. Так что незыблемый закон круговой поруки дал брешь. В общем, теперь отец активно «отрабатывает» расширенный список участников. Мне было очень интересно, кто попал ему на карандаш, но с того дня я с отцом не разговариваю. Самое большее — односложно и сухо отвечаю, если он сам что-нибудь спросит. Он, к счастью, особо не лезет и, по-моему, даже не замечает моей обиды.