В воскресенье на три раза помыла голову. Решила, что не буду собирать волосы в хвост, а распущу по плечам. Жаль только, что завивка у меня не держится, хоть всю ночь на бигуди проспи. Волос густой и тяжёлый, и почти сразу выпрямляется. Та же ситуация и с начёсами — сейчас все их делают. А мне хоть сколько чеши, ставь лаком для волос — всё равно обвалятся. Я не жалуюсь — мама, наоборот, говорит, что с волосами мне крупно повезло, но так порой хочется походить кудрявой.
Мама зашла ко мне перед сном и так внимательно посмотрела, будто знает обо мне какой-то секрет. У меня внутри все замерло— неужто догадалась? Но спросила вполне спокойно, даже равнодушно:
— Что, мам?
— Ты мне ничего не хочешь рассказать?
Я изобразила непонимание, и она ушла, пожелав спокойной ночи. Хорошо я заранее сообразила отвернуть будильник — иначе она увидела бы, что я поставила его на полтора часа раньше, непременно устроила бы допрос: зачем? Почему? Не говорить же — накраситься завтра хочу. Мне бы и не позволили.
Как только легла, я сразу прильнула к стене — вдруг что-нибудь услышу. Это уже стало своеобразным ритуалом перед сном. Правда, слов обычно не разобрать, но сами звуки его голоса, пусть и отдалённые, уже странно будоражили кровь. Интересно, в чём он ходит по дому? Чем занимается? Какие у него родители? И все-таки, где именно его комната? Хоть бы через стенку с моей…
Едва будильник пиликнул, я подскочила, будто только и ждала звонка. Сна ни в одном глазу. А ведь обычно встаю тяжело, точно меня по голове кувалдой огрели. Долго сижу на кровати, затем, шатаясь, плетусь в ванную и, только умывшись холодной водой, более-менее прихожу в себя. Это у меня в маму — она тоже любит подольше понежиться в постели. Но сегодня — другое дело. Энергия внутри так и бурлила, меня даже еле заметно потряхивало.
Осторожно, чтобы никого не разбудить, я прокралась в ванную. Здесь, в навесном шкафчике, хранилось мамино добро: лаки, крема, лосьоны и, главное, косметичка. Я сто раз видела, как мама делает макияж, но сама лишь изредка и совсем слегка красила губы. Втайне от отца, разумеется.
Лишь раз, на прошлогодний новогодний бал я накрасилась как положено: и тени, и подводка, и румяна. И то не сама — мама всё сделала. Хотя тоже уговаривать пришлось. Она не такой ретроград, как отец, но многие современные вещи тоже не понимает и не одобряет. Считает, например, что краситься до двадцати, а то и до двадцати пяти девушке совсем ни к чему. Про отца вообще молчу. По его мысли, макияж — это полпути к панели. Так что мама согласилась накрасить меня, только потому что отец в тот день уезжал в Железногорск.