— Ваше величество…
— Можешь называть меня “ар Руаррат” или “мой император”. Обойдемся без величеств, — низкий голос ар-ани прозвучал устало.
— Мы не боги, а величие — вещь относительная, — по-змеиному усмехнулся Таиррат.
— Мой император, ар Таиррат, — я все-таки встала, низко поклонившись и прижав ладони к груди, — я кланяюсь не потому, что вы мой император, а потому, что благодарна вам. Я знаю, что вам нужна моя сила, но вы уже дали мне куда больше, — я вскинула голову, посмотрев прямо в лицо замершему древнему, — но, пусть это и будет наглостью с моей стороны, — задохнулась, комкая пальцами ткань брюк, — я прошу вас о помощи… Снова. Не для себя…
От присутствия Таиррата шло ровное, успокаивающее тепло. Он сделал ко мне несколько шагов, не сводя внимательного, проникающего под кожу взгляда. Присутствие императора ощущалось эхом клятвы — в нем не было раздражения, только легкое любопытство и приязнь.
— О чем ты хочешь попросить, звездочка? — Таиррат замер рядом, почти касаясь меня, но это не смущало — придавало уверенности.
— О помощи таким, как я, — призналась тихо, — наверное, я не должна была говорить это сразу, — вскинула голову, — ведь я пока ничего для вас не сделала. Но и молчать — не могу.
— Каэртан? — негромкий вопрос.
Наверное, я слишком сосредоточилась на том, что должна сделать — и не заметила, что Шаэл уже замер за спиной, обнимая одной рукой за талию. Или обозначая объятие.
— Я знаю, — его голос прозвучал над самым ухом, — о чем Иори хочет попросить. И готов присоединиться к её просьбе. Не только потому, что это принесет пользу нашему делу. Потому, что то, что она мне рассказала – ужасающе бесчеловечно.
— Подойди ко мне. Не хочу тревожить сейчас тебя, юная леди.
Каэртан сделал шаг вперед, ещё один — и замер напротив Руаррата. Глаза императора вспыхнули ярким светом — и на какое-то время эти двое застыли, не отводя друг от друга глаз.
— Что они де… общаются? Передают информацию телепатически? — Я обернулась к Таиррату.
Ар-ани смотрел непривычно мягко, почти умиротворенно.
— Необычные вы существа, смертные. Даже самые отвратительные испытания не уничтожают в душе жажду творить добро… Жажду справедливости… Это завораживает.
— Так не у всех. Да и… то, что я хочу помочь, не значит, что доверяю. Я не слишком хороший человек, мой ар, но я видела, как растут такие вот дети. Как я. Словно сорняки. Ни тепла, ни заботы, ни образования. Ежедневное, ежечасное выживание. Когда дети становятся хуже зверей, сражаясь за горбушку хлеба. И такой мир — отвратителен. Так не должно быть, — я сама не осознала, в какой момент перестала бояться, говоря горячо, жестикулируя руками.