— Не прошло и года, — неприязненно меня рассматривая, процедил Пахоменко.
— Раньше не мог, был в командировке, — в отличие от визави я лучился позитивом.
— Ну, и чего вы ждете? Извиняйтесь, — он зло усмехнулся.
— Витя, кто там? — выглянула из-за его плеча дородная женщина с химической завивкой волос и двойным подбородком, придававшими ее лицу еще большую мясистость.
— Да вот, следователь Чапыра извиняться пришел, — торжественно объявил Пахоменко.
— Это из-за которого у нашего Сереженьки неприятности?! — жена решительно отодвинула мужа и вышла на передний план. — Как только совести хватило сюда прийти?! Никакие извинения тебе не помогут! Уволен будешь по статье! Так ведь, Витя? — запросила она поддержку у супруга.
— Этот вопрос я уже поставил перед его начальством, — тут же отозвался Пахоменко, раздуваясь от собственной значимости.
— Теперь понятно, чего он заявился, — выплюнула женщина, продолжая всем видом демонстрировать мне свое презрение. — Даже не надейся замять дело! За все заплатишь!
— Вижу, мое начальство что-то напутало и мои извинения вам более не нужны, — резюмировал я, обведя супругов безразличным взглядом и, разворачиваясь к лестнице, бросил. — Всего доброго.
— Стой! — взорвался Пахоменко. — Я тебя еще никуда не отпускал!
Я замер вполоборота, ожидая продолжения.
— Заходи! — велел он мне.
— Нечего ему в моем доме делать! — загородила дверной проем своими телесами женщина.
— Ленусик, не сейчас! Соседи услышат! — громким шепотом прокричал Пахоменко, проталкивая жену в квартиру.
По советским меркам заместитель начальника Управления торговли области жил богато. Прихожая — длинный коридор с антресолями и дверями в комнаты, между которыми пестрели обои. Ее наполнение было одновременно аскетичным и напыщенным: совершенно простой формы настенная вешалка, рядом изысканные бра из хрусталя, напротив зеркало с тумбой-подставкой под телефон, большой глянцевый календарь на стене, а под ним узкая кушетка, судя по стилю еще с царских времен. Ей я и воспользовался, когда снимал ботинки.
Из прохожей по паркетным плашкам мы прошли в гостиную с обязательной для этих времен, забитой под завязку хрусталем и книгами, стенкой.
— Лена, оставь нас, — произнеся это нетерпящим неповиновения тоном, Пахоменко затворил перед носом супруги двухстворчатые двери.
— Надеюсь, вы додумались принести документы, что посмели составить на моего сына? — требовательно спросил он, когда ко мне развернулся.
Предложения присесть не последовало, так что я обошелся без него. Мой выбор пал на одно из глубоких кресел.