— О раскаянии, — подсказал я ему.
— О твоем?
— О вашем.
— Моем? — его брови поползли вверх.
Я кивнул.
— Но извиняешься же ты.
— Так я на службе. Подневольный человек. Мне начальник следствия приказал извиниться, я и извиняюсь, — прояснил я ситуацию.
— Странно ты как-то извиняешься.
На это верное замечание собеседника я лишь развел руками.
— Нам осталось урегулировать вопрос с раскаянием, — вывел я его из глубокой задумчивости.
— Раскаянием? — повторил Пахоменко, сфокусировав на мне взгляд.
— Совершенно случайно у меня оказалось письменное заявление некоего Михаила Олейника, — наконец, я смог подойти к делу. — Он собирался уехать на свою историческую родину, в связи с чем переводил совершенно ненужные в Израиле рубли в ювелирные украшения. — Пахоменко слушал меня, не перебивая, и я продолжил. — Помогала ему в этом, прямо говоря, незаконном деле, заведующая специальным комиссионным магазином Фоминых. Насколько я знаю, она ваша креатура.
— Чушь! — перестал сдерживаться Пахоменко. — Ты что, щенок, решил меня шантажировать?! — вскочил он с кресла.
— Витенька, что случилось?! — ворвалась в комнату Ленусик.
— Вон! Закрой дверь с той стороны! — обернулся на ее голос Пахоменко.
Та на приступ мужней агрессии вздрогнула и поспешила убраться.
— Да я знаешь, что с тобой сделаю?! — вернулся он ко мне.
— Ничего, — совершенно спокойно ответил я.
— Я тебя в порошок сотру! — Пахоменко будто меня не слышал.
— Заглохни и слушай, что я тебе скажу, — процедил я.
— Что ты сказал? — словно, не веря в услышанное, переспросил высокопоставленный визави.
— Сядь и слушай, — повторил я, не отводя взгляда. — Навредить ты мне ничем не сможешь. А вот я тебе очень даже могу. Дам документам о твоем сыне и заявлению Олейника ход, и ты вылетишь с хлебного места. Твои покровители поспешат от тебя избавиться, чтобы самим не замараться и не лишиться кресел.
— Из-за слов какого-то еврея? Не смеши! В худшем случае Фоминых распрощается с должностью. А я с этим твоим Олейником даже не знаком!
— Если бы только заявление Олейника, то, возможно, так бы все и было, но отличился твой сынок. Он с приятелями избили и изнасиловали девушку. Не думаю, что партия воспримет такое с пониманием.
— Какую девушку?! Да на этой шлюхе пробы негде ставить! Не было никакого изнасилования! Эта девка всем дает за тряпки, деньги, да за вкусно пожрать. И не даст она никаких показаний против Сергея!
— Даст — за тряпки, деньги и за вкусно пожрать, — уверил я Пахоменко. — К тому же есть еще два свидетеля бесчинств твоего сына.
— Ах ты, сука! — он вновь начал приподниматься.