Дарина всё так же сидела, кутаясь в халатик, перед куском остывшей пиццы. Я обнял её за плечи.
— Эй… я не собираюсь никуда бежать и никого спасать.
— Знаю…
— С чего вдруг мелкая прибегала? Ты ей звонила?
— Угу. Наська в аптеку сбегала, я попросила. По женским делам.
Мне потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что это может значить. Потом я смущённо сказал:
— Рановато, наверное. Но она же растёт.
— Это мне, Макс, — сказала Дарина. — Это я стала девушкой, понимаешь?
— Э… — ответил я, складывая воедино стражу, что-то шепнувшую Дарине, повязанную ей вокруг пояса футболку, принятый в одиночестве душ и шумящую в ванной стиральную машину.
— У Изменённых детей не бывает, — сказала Дарина. — У меня никогда раньше не случалось… критических дней. Теперь есть. Видимо, Высший что-то исправил.
— Ага, — сказал я, сел напротив. — Но ты ведь осталась жницей?
Дарина взяла со стола вилку. Согнула её, потом распрямила. Сказала:
— Вроде как да.
— А могут быть дети у человека и жницы? — спросил я. — Разумеется, если Высший… меня тоже исправил…
Дарина пожала плечами.
— Ну, я рад, — сказал я неуверенно. — Здорово!
— Всё становится сложно, — сказала Дарина, не глядя на меня. — Нас на Земле довольно много, одних жниц с миллион. Две трети девушки, остальные парни. Власти с этим мирились…
Я понимал её. Изменённые всегда были занозой для правительств. С одной стороны, бывшие люди, бывшие дети. С другой, уже не люди, куда сильнее и умнее, с доступом к технологиям Инсеков…
Но Изменённые не размножались и почти не контактировали с людьми. Можно было не беспокоиться, что они начнут занимать ответственные посты, вытеснять людей. Бесплодные мутанты, пройдёт сотня лет, и они исчезнут.
А теперь?
Кто может родиться у жницы и стражи? Или у двух стражей? Или у человека и жницы?
Людям хватает цвета кожи, диалекта языка или маленькой разницы в религии, чтобы начать ненавидеть и убивать друг друга. После Перемены и появления Инсеков всё это ушло на второй план.
Теперь возвращается. В новостях снова замелькали террористы, политики вспомнили прежние споры.
И сюда ещё добавить Изменённых, которые начнут размножаться!
— Всё сложно, — признал я и взял в руки ладонь Дарины. — Но мне плевать. Я рад, правда!
В дверь позвонили, и я почувствовал, как Дарина вздрогнула.
— Допустим, Наська решила, что пицца не столь уж плоха, — сказал я, глядя на Дарину. — Но мы уже спим.
Позвонили снова.
— Иди, — сказала Дарина.
Я прошёл в прихожую. Помедлил и открыл дверь.
На пороге стоял Лихачёв. В штатском, в светлом льняном костюме, будто какой-то немолодой отпускник. Костюм выглядел так, будто ему лет двадцать, а надевали его от силы десяток раз.