— Решу, что с тобой делать, позже, — сообщает Икар.
И смотрит на меня с любопытством.
О да, он силён и уверен в себе.
Для пробы я сворачиваю часть пространства и пронзаю Икара невидимой полосой, в которой существует лишь одно измерение.
Прежний пожимает плечами. Говорит:
— Очень, очень интересно.
Я бью в него потоком чистой энергии. Мир вокруг начинает дрожать, с земли взмывают в небо камни, солнечный свет меняет спектр, трава покрывается инеем. Слишком быстрый отток энергии рушит размерность пространства и нарушает физические константы.
— Но это совсем глупо! — качает головой Икар.
Да, согласен.
Я и должен выглядеть самоуверенным глупцом.
Пространство сворачивается, превращаясь в плоскость. На этот раз я не определяю границы — вся планета становится исполинским диском, многослойной проекцией. Так вот ты какая, плоская Земля!
И на этой плоской планете, будто на круглом плоту, стоим мы с Икаром. Он сумел удержаться, хотя я и чувствую: это далось ему нелегко.
Но я и не рассчитывал, что всё будет так просто.
Я сгибаю плоское пространство, соединяя разные точки. Снова выправляю.
Мы с Икаром висим в космической пустоте. Звезды всё так же далеки, кроме одной, здешнего солнца, которое стало в два раза ближе. Вакуум холодит лицо, хоть я и понимаю, что это чушь, что у пустоты нет температуры.
— И что? — говорит Икар с презрением. Да-да, в космосе взрывы не бабахают, а голос не разносится, но нам на это как-то плевать.
Прежний наносит удар.
Это что-то очень, очень сложное, многомерное и немного живое. Оно почти пронзает меня, я меняю форму, пропуская удар насквозь.
И снова сворачиваю и разворачиваю пространство.
Мы висим прямо над местным солнцем. Над огромной полыхающей звездой, над морем огня, в потоках излучения, в тисках гравитации, тянущей нас в пламенное горнило.
Рядом с нами ревёт протуберанец диаметром с Землю, вздымаясь на миллионы километров.
Шары плазмы, иные размером с город, а иные — с континент, отрываются от поверхности звезды, всплывают в пространство и рушатся назад. Над огненным морем несутся огненные валы с огненной пеной, и мне на миг кажется, что в этом плазменном безумии мелькает что-то упорядоченное, безмерно чуждое, но живущее какой-то своей немыслимой жизнью…
Икар кричит.
Он пытается открыть путь в многомерные пространства, в свои компактные вселенные, где спрятана его сила.
Но я вновь выворачиваю мир в плоскость, и его корень вываливается в двумерность.
Я возвращаюсь к трём измерениям и смотрю на Икара.
Он уже не один.
Их целая череда, лента, сцепившиеся руками мужчины, юноши, мальчики. Все чем-то похожие, все немножко древнегреческие герои, все в туниках, доспехах, хитонах. Ни одной женщины, кстати, ох уж эти древние греки… Одежда на них вспыхивает и сгорает в мгновение ока, но они крепче, они Прежние и состоят не только из хрупкой органики.