***
Домой приехали в полной тишине. Не знаю, о чем думал Стас, а я мыслями была с Женей. Мне до зубовного скрежета хотелось к нему, хотелось прийти домой с ним, зная, что нас ждет совместный вечер. Просыпаться с ним утром хочу.
Искоса глянула в сторону Стаса, осознавая, что наша жизнь уже никогда не станет прежней. Я этого не хочу. Я вообще ничего не хочу с этим мужчиной.
Мысль о разводе казалась все более привлекательной. Осталось ее только озвучить, переступить за вдалбливаемые с детства стереотипы, что выходить надо по любви и на всю жизнь. Да-да, именно так меня с детства приучали. А я не хочу. И мне от этого снова стыдно.
Едва мы переступили через порог, как Стас на меня набросился. В прямом смысле этого слова.
Дернул за руку, прижимая к себе, бесцеремонно в губы мои впился. Меня аж тряхнуло. От негодования.
Стала его отпихивать, что-то мычать, но он как с цепи сорвался. Нагло, по-хозяйски руками по телу шарил, продолжая рот терзать. С каждым мигом все настойчивее становился, увлекаясь.
Я не хочу!
Его прикосновения обжигают, в плохом смысле слова, выводят из себя. Здесь все: и отвращение оттого, что смеет касаться меня после любовницы, и желание оказаться совсем в других объятиях.
К стене придавливает, не замечая сопротивления, думая, что играю.
— Стас! — наконец удается высвободиться из плена поцелуев.
— Да, детка, — словно пощечину влепил. Я помню, как он любовнице своей так говорил! Будто кипятком облили.
— Отстань! — шиплю, изо всех сил упираясь руками ему в грудь, — Стас, прекрати!
Он смотрит на меня взглядом, подернутым дымкой похоти, а я еле сдерживаюсь, что бы не заехать ему по физиономии.
— Лика, — тяжело дыша, снова пытается поцеловать.
— Отпусти, — отталкиваю сердито, сильно, без шуток.
Он растерянно моргает, не в состоянии понять, что происходит.
— Да отвали ты от меня! — еще один толчок и вырываюсь из ослабшего захвата.
Не говоря ни слова, ухожу в ванную и запираю за собой дверь.
Я видеть его не могу. Слышать не могу. Меня даже запах его бесит, тот самый от которого раньше голову теряла.
Умываюсь ледяной водой, плеща себе на физиономию, пока кожу не начинает покалывать миллионом иголочек.
И вместе с этим приходит стыд.
Я никогда с ним так не говорила. Это неправильно, некрасиво. Так нельзя. Надо уж или вываливать все, ставить точки над i, или помалкивать в тряпочку. А вот истерить — плохо.
Чуть придя в себя, выскакиваю из ванной, переодеваюсь и иду на кухню, где он раздраженно гремит посудой.
— Стас, — мямлю в нерешительности.
— Что?! — резко, отрывисто, словно прорычал.