В темноте, как трухлявый пень посреди болота, светился только бывший участковый. Так продолжалось короткое время. Нежданно над Степаном, слабо мигая во тьме, всплыл святой дух и испортил воздух. Облако подсвеченного газа поднялось над Учителем, медленно закружило и поплыло наверх, к потолку. Все участники медитации, как зачарованные, задрав головы, следили за этим чудом. А облако повисло под потолком, еще померцало и сгинуло. Настала полная тьма, пропал даже Степан.
Какое-то время в зале стояла тишина, потом кто-то закашлял и зашаркал ногами. Кто-то чихнул. Потом чей-то властный баритон произнес:
– Але, есть кто живой?
– Где наш коуч? – спросил из темноты женский голос.
Но коуч не отвечал.
– Он же взлетел! Вы разве не видели? – пояснил из темноты другой женский голос.
– Это был он? – спросил первый голос. – А чего так вонял будто протух?
Все разом загалдели, кто-то оправдывал Новоявленного и говорил, что вибрация состоялась и теперь все в синхроне. Другие выражали недоверие, поскольку, по их мнению, вибрация не сопровождается вонью.
Погалдев какое-то время и не чувствуя присутствия Учителя, участники пришли к согласию, что пора по домам. Ощупывая темноту и друг друга, кое-как добрались до стенки и, водя по ней руками, вышли к двери. В коридоре у раздевалок горела слабая лампа. Женька, помня школьные годы, вывел «всемогущих» наружу.
Расходились молча.
Течение жизни богаче любой писанины. Даже самый отпетый сочинитель порою не в силах придумать сюжет, который с легкостью можно увидеть в обычной деревне. Происходящее в Новых Оглоблях не выглядит столь уж абсурдным на фоне общего беспорядка, царящего в мире в пору эпидемии. Там, в деревне, живут обычные герои: доярки, трактористы, конюх и агроном. Они не строят храмы и кислородные аппараты, а живут своей посредственной жизнью, о которой не сообщают по телевизору.
Одним обычным вечером Женька с Авдеичем метаболизировали, сидя на кухне. Они переваривали самогон и закуски в воду и углекислый газ, поддерживая гомеостаз. Авдеич нарезал хлеб, лук и сало крупными ломтями, зачерпнул огурцов из банки и наполнил тарелку квашеной капустой. На плите в это время что-то шкварчало, брызгая по сторонам.
Женька достал свой складной ножик и стал делить ломти сала, грубо нарезанные Авдеичем, на мелкие полоски. Председатель со скепсисом глянул на друга.
– Ты вот иудей, – начал Авдеич, – а просто откусить не можешь. Обязательно нужно сделать обрезание. Вот от этого евреев и нету в деревне. Здесь все нарублено абы как и прибито наискосок, через пень-колоду.