Хихикнув, я села у зеркала и принялась расчесывать уже подсохшие волосы гребешком. Завтра надену ханьфу, благоухающее розовым маслом, сделаю прическу с новой шпилькой с колокольчиками, и кое-кто точно оценит! Хотя он, вроде бы, и так ценит, — вспомнила я, как мы ужинали и шисюн чистил мне краба, и невольно улыбнулась.
— Айлин, — заклинатель вошел бесшумно, и я услышала его, лишь когда он окликнул меня. Его взгляд окинул мою фигуру, — с распущенными волосами, напротив зеркала — и в нем появилась странное выражение. — Пора спать?
— Ну…да, — неуверенно отозвалась я, выглядывая в окно. Было уже абсолютно темно, и небо обсыпало звездами. Фонари перед ресторанами погасли, и даже припозднившиеся прохожие уже успели добраться до дома — на улице было пусто. Фэн Хай, следом за мной бросив беглый взгляд на улицу, тщательно зашторил окно и затем одна за другой погасил все свечи, расставленные по комнате в разных местах. Я, нахмурив брови, бросила на него недоумевающий взгляд — он что, боится, что луна помешает спать? Вчера мы спали с отдернутыми шторами…
— Айлин, — подойдя ко мне, заклинатель забрал у меня из рук расческу и, положив на туалетный столик, потянул за руки, заставив подняться. Его глаза пробежали по моему лицу, словно он хотел запомнить каждую черточку.
— Знаешь, почему я полюбил тебя? — негромко спросил он, и я отрицательно помотала головой. — Потому что твои глаза яркие, как звезды, — прошептал он, проводя большим пальцем по моей щеке, — губы — темные, как спелая вишня, — палец спустился ниже, обводя контур губ, — а еще…
— А еще я прекрасно владею мечом, — издала я неловкий смешок, пытаясь разрядить обстановку, потому что его взгляд был таким интенсивным, что воздух между нами уже почти искрил от напряжения, и от этого было немного страшно.
Оставшийся серьезным Фэн Хай наклонился ко мне. Его губы коснулись моих осторожно, нежно, — и тут же, оторвавшись от меня, он подхватил меня на руки и отнес на постель.
— Айлин, — устроив меня на тонко пахнущем цветами постельном белье, он устроился рядом и, перекатившись, навис надо мной, и я бессознательно вцепилась ему в предплечья. — Я люблю тебя и хочу, чтобы ты принадлежала мне, только мне, — произнес он, глядя на меня прямо и серьезно. В его глазах все так же плескались серебряные лужицы, словно отсветы лунного света на толком льду, и я поняла, что, пойдя на этот свет, я уже давно провалилась под лед, и мне не выбраться. Я тоже любила его так, что от этого было больно, и видела отзвуки этой боли в его глазах.
— И, — он помедлил, но, сглотнув, все-таки продолжил, — я хочу, чтобы ты принадлежала мне, насколько это сейчас возможно. Если тебя это пугает, то останови меня сейчас, потом будет поздно, — Фэн Хай, не сводя с меня вопросительного взгляда, потянул за завязку на моей одежде, и я лишь напряженно смотрела на него. О чем он говорит — между нами же не может быть ничего, кроме поцелуев?