– Предыдущие постарше были. Теперь Михалыч стал брать себе «экономисток» прямо со школьной скамьи?
Остальные пошло ухмыльнулись. Это был явный вызов на скандал. Я почувствовала, как краска заливает мое лицо. «Не смей пасовать!» – приказала себе и чарующе улыбнулась в ответ наглецу.
– Благодарю за комплимент. Меня уже лет десять школьницей не называли. Я так хорошо сохранилась? – кокетливо хлопнула глазками и улыбнулась.
Раздались негромкие смешки, и мужчины, явно расслабившись, стали со мной знакомиться. Где-то минут через десять вся эта компания суровых колхозников, которые себе даже в зеркале не улыбаются, попала под мое обаяние. Они шутили, строили глазки и оглушительно смеялись над своими же шутками. А я была в своей стихии! Люблю добродушное мужское общество.
– Все в сборе? Отлично, – внезапно раздался голос директора, который стремительно влетел в кабинет, ни на кого не глядя.
Он упал в свое кресло, раздраженно бросил на стол какие-то бумаги и решил сразу перейти к главному:
– Евгения Николаевна, держите приказ о сроках формирования бюджета, подписанные директором управляющей компании, – он протянул мне документ. – Ознакомьте всех присутствующих и приступайте к реализации приказа.
Что?! Он издевается! Я одна должна во всем разбираться?!
– Вы шутите? – промямлила я.
– Нет.
Вот так вот, Яковлева! Тебе ясно дали понять, что отдуваться перед управляющей компанией за тот бред, что запланируют твои коллеги, будешь в гордом одиночестве. А то, что они запланируют всякую фигню даже в отдаленной степени не напоминающую реальность, я не сомневалась. Как бы ни было велико мое обаяние, заставить колхозников корпеть над бумагами может только злой директор.
Быстро пробежала глазами текст. Зашибись! Срок уже через два дня. Скосила глаза на Васька. Тот напряженно поглядывал на меня. Невольно отметила, что вид у него какой-то нахохлившийся. Словно с утра пораньше получил нагоняй и теперь злился на весь мир.
– В приказе вы указаны как ответственный, – произнесла я.
– Правда? – издевательски протянул Василий Михайлович. – Кто из нас экономист, Евгения Николаевна?
Я молчала, зло сверкая глазами. Как бы мне хотелось ему ответить дерзко и нагло, но нельзя. Васек для всего колхоза был непререкаемым авторитетом, и его подрыв – не самое лучшее средство для того, чтобы заслужить собственный. Оставалось терпеть и мечтать, что потом, когда кабинет опустеет, я выскажу этому придурку все, что о нем думаю.
– Вот и замечательно, – отреагировал, наконец, на мое молчание Васек, – продолжайте без меня.