Мой лучший друг – скелет (Гринкевич) - страница 133
– Скоро увидимся, – прошептал я, взяв с полки новую книгу.
Весна пришла неожиданно. Я мирно жил в доме Сида все это время, прочитал всю его библиотеку и практически сжег весь, казалось бы, бесконечный, запас дров. Даже немного научился играть на гитаре. Но одним утром, когда я вышел во двор, чтобы начать привычно убирать снег, его там не оказалось. Солнце ярко освещало многочисленные лужи, сквозь которые виднелась молодая трава. Пели невидимые глазу птицы. Я схватил свои вещи и выбежал из купола так быстро, как только мог. Энгус уже поджидал меня снаружи.
– Опаздываешь, Осиан, – мужчина покачал головой. Энгус был в своей человеческой форме. Он надел идеально выглаженный костюм, причесал волосы и, мне кажется, даже надушился. Лицо его было спокойным и торжественным, а голос – размеренным, будто сейчас ему предстоит лучшее выступление в его жизни.
Сквозь вечный полумрак Лира неожиданно стало проглядывать солнце. Оно падало сквозь тяжелые тучи на камни, и те сияли, переливаясь множеством цветов. Каждый камень был своего, особого оттенка. Не ограненные рубины, алмазы, топазы, изумруды, кварцы – бесчисленное множество драгоценностей сверкало прямо под ногами, стоило упасть лучу солнца на некогда серые и неприметные камни.
Энгус подвел меня к тому месту, где когда-то я впервые увидел большую птицу, прозванную им Лиром. И кивнул мне. Я достал ксилофон, сел на край и, сначала неуверенно, но все же сыграл несколько нот. Потом – еще и еще, пока случайно не обернулся. Энгус, мягко улыбаясь, плавно растворялся в воздухе, распадаясь на мерцающую пыль. Он выглядел спокойным и счастливым, когда последним своим жестом показал мне на горизонт.
На пересечении неба и воды ко мне приближалась самая красивая в мире птица. Огромная, величественная, с белыми крыльями, сияющими чистым серебром по краю перьев, она летела на звук моей музыки. Я не прекращал играть, пока она не замерла, взмахивая крыльями прямо перед скалой.
Не существовало ни прошлого, ни будущего.
Только здесь и сейчас.
И казалось, что вся моя жизнь уместилась в этот короткий миг, когда я, наконец, сказал:
– Ну здравствуй, Каэр.
