Еще через несколько часов за нами пришли гвардейцы, чтобы сопроводить в бальный зал. По такому случаю он был украшен букетами нежно благоухающих живых цветов и сотнями маленьких огоньков, сплетенных в причудливые гирлянды. Его Величество в парадном белом камзоле уже стоял на возвышении под руку с просто лопающейся от радости леди Данаус. Она оглядывала всех с видом явного превосходства.
- Друзья! – громко начал правитель. – Я собрал вас всех сегодня в столь ранний час, чтобы поделиться радостной новостью, - дальше последовала пауза. – В ближайшие дни состоится брачный обряд между мной и леди Камиллой Данаус, - раздались удивленные возгласы и шепотки. Еще бы, вчера никто даже и предположить такого не мог, но уже сегодня все с упоением смаковали новости, гадая, что же послужило причиной столь скоропостижного брака. Да-да, фаворитку многие не любили за ее высокомерие, склочный характер и подлую натуру. Под шумок слуги разнесли гостям бокалы, и вскоре прозвучал тост во славу короля и его невесты. Практически сразу счастливая пара удалилась, а я подал сигнал Дуэйну, чтобы тот лично проследил за дамочкой. Никто кроме него не справится лучше. Тем более, что Мирвэн и Александр ищут остальных подозреваемых. Нам же с Дамиром и отрядом магов пришлось выехать в столицу в поисках супруги, очень тщательно создавая образ ревнивых мужей, от которых сбежала молодая жена с новым любовником. Горожане сочувствовали нам и даже якобы видели подходящую под описание парочку то здесь, то там. Если Камилла начнет действовать, Торсинор отправит нам весточку через специальный переговорный артефакт. К обеду прозрачный камень на шее Мира нагрелся и запылал тревожным красным светом, мы бросились обратно во дворец.
Вероника ал Вилентор, мир Эвиндэйл
Очередной бесконечный день в волнениях за мою девочку подходил к концу. Я снова, как и во все предыдущие вечера, обратилась к частичке моей магии – маленькой птичке, что улетела вместе с Ливи, и едва не завыла от отчаяния. Ей было плохо, очень плохо и больно. Слезы градом полились по щекам, грозя превратиться в настоящую истерику. Благо и в этот раз я спряталась в самой глубине сада. Под раскидистым деревом, что спускало свои ветки почти до самой земли, стояла небольшая скамейка. С некоторых пор она стала любимым местом моего уединения, где я хотя бы ненадолго могла позволить себе побыть слабой женщиной, не герцогиней, не женой, а той, кто бесконечно тоскует о дочери. В конце концов, просто выплакаться, как сейчас. На некоторое время становилось легче, ведь вместе с солеными каплями уходила боль, чтобы позже вновь вернуться.