2
Желтый огонек вспыхнул и тут же потух, оставив после себя пульсирующую красную точку во тьме. Кончик сигареты становился ярче и гас, сменяясь струей дыма. Этот здоровяк дышал тяжело, но размеренно. Он даже не надел трусы, так и стоял с обмякшим членом, довольный собой, предвкушая второй акт сексуальной постановки, где он играл главную и единственную роль. Массовка же сейчас смывала в душе жалкие рукоплескания зрителей с живота. При каждой затяжке красный уголек высвечивал наколку в виде черепа на запястье. Безглазая и безволосая голова словно подмигивала мне: «Сейчас, убей его сейчас! Не тяни, а то заметит!»
Может я хочу, чтобы он меня заметил.
Словно услышав мои сумбурные мысли, здоровяк повернул голову в сторону гигантской тени ворона. На мгновение его глаза расширились, а затем превратились в узкие щелочки. Рука рванулась к бедру, где он держал свой тесак, но схватила лишь скользкую от пота кожу. В моей руке блеснуло длинное, тонкое лезвие, какими пользовались цирюльники. Короткий взмах – будто колыхнулась тень, черная, как жуткий ночной кошмар – и из его горла хлынула темная кровь. Он даже не успел вскрикнуть. Брови удивленно метнулись вверх, руки рванулись к горлу, пытаясь зажать рану, а вялый член дернулся, будто в нем пряталась последняя толика его человечности, страшащаяся возмездия. Здоровяк упал на спину, издавая булькающие, клокочущие звуки. Грудь, живот и плечи залиты кровью. На миг мне показалось, что он просто надел фартук, чтобы пожарить яичницу и не обжечь брызгами масла свои яйца. Он пытался меня лягнуть, в ужасе пятясь к ограждению балкона, а я лишь неслышно спрыгнул с перил и ждал, когда он сдохнет.
– Помнишь меня?
Вода в ванной разом стихла. Дверь приоткрылась, бросив желтоватый свет в коридор.
Поторопись!
Проклятые духи, вечно торопят, лезут в мою башку!
– Хорошо.
Я ударил его в живот, заставив скрутиться в кровавый подыхающий узел. Схватил левую руку, повернул запястьем к себе и двумя точными движениями срезал наколку. Бросив клочок кожи в карман, я сделал еще два надреза: один – от уха до уха, как и остальным трупам из его банды, а другой – вдоль живота, от солнечного сплетения к паху. Здоровяк быстро затих, а я перемахнул через невысокое ограждение балкона и растворился во тьме.
3
Мне снился их главный Череп. Всегда снится только он, будто внутренний светящийся ненавистью взгляд был прикован к нему. Крепкий, жилистый, с волосатыми руками и спиной, он рвал и метал, кидаясь на своих шестерок. Череп брызгал слюной, орал, а четверо парней (каждый вдвое здоровее главаря) тряслись, как китайская хохлатая на морозе.