Наверху, в левом окне появляются тревожные лица.
– Живая?! – Да.
– Открой окно.
Через него меня вытаскивают ребята из машины, что ехала следом.
Начинается операция по спасению Тойоты. Все авто из каравана, что были позади, стоят уткнувшись носами в обочину. Останавливаем ПАЗик, с подростковой горнолыжной командой. ПАЗик делает тодес на льду дороги, прихваченный тросом, уходящим в трещину глетчера, к заднице моего автомобиля. Вся народная масса, включая меня, невольного сценариста, этой эпопеи, толкает ПАЗик в рыло, за которое привязан другой конец троса.
Под «раз, два, взяли!» Тойота вытащена. Оторванный передний номер закинут весёлым лЮдом в машину. Передо мной открыта водительская дверь.
– Прошу, пани!
– Не поеду!
– А кто в твой ЗАТО поедет?! Пушкин?!
КАМЧАТКА. ПАРАТУНКА.
Камчатская зима длинная и не суровая, залита весёлым одуванчиковым солнцем по самый край, будто шампанским, на бокальном дне которого наш посёлок искрится и посверкивает, пуская пузыри удовольствия.
Бьют и рассыпаются пайетками фонтаны снега, это шнеки подчищают за циклонами дороги, формируя снежные лабиринты с боковыми срезами почти лазерной точности.
«Снега и солнце – день чудесный», писал бы восторженный камчатский Пушкин и непременно бы кого-нибудь запрягал. Лишь крещенские морозы покроют белым от дыхания куржаком балаклавы и шарфы.
Костя в отъезде, а на проводе друг семьи, подбрасывая и ловя красное яблочко, шипит:
– Светик, у меня по случаю номер в Паратунке, поедем, поплаваешь.
Надо сказать, что не VIP’повый бассейн горячих источников – это раздевалка спортзала, где вся нежность, истомлённость и поволока сеанса осаживаются спортивной суровостью обратного переодевания. Другое дело – номер люкс, с посудой, мягкими диванами, бормотанием плазмы, где всё приобретенное – впрок.
– Ну, ок, – соглашаюсь я, прикидывая в уме «ну, как-нибудь вывернусь», – только мне ребенка девать некуда, возьмём с собой.
Четырехлетний Жека с соплями, купаться нельзя, в номере одному – тоже неуютно, по сему он отравлено бродит по берегу бассейна, с байроновским видом, пока другсемейный Ихтиандер плетёт виньетки хитрых словес.
На выходе, у бассейной лесенки Жека жарко шепчет мне на ухо:
– Мам, я писать хочу. Давно.
Стоящий ступенькой ниже Ихтиандр, быстренько оценив уровень опасности (военный же), лихорадочно ищет ключ, наша тройка галопом бежит в номер (в центре Жека в дублёнке, по бокам мы – в мокрых плавках), аварийная распашка дверей настежь, экстренный съём комбинезона…. романтика!
Телевизор по-прежнему весело галдит, закипает чайник, а Ихтиандр снова – просто друг семьи, который варит кофе и думает о сухой одежде.