Утром она не смогла даже пошевелиться — так затекло все тело. Таша потянулась, застонала от боли в костях.
— Ты зачем здесь-то легла? Наверху же есть спальни.
Она вздрогнула, повернула голову и увидела за столом пьющего чай Даниила. Он был слегка помят, волосы торчали в разные стороны, и на лице пробивалась щетина, но настроение, судя по всему, у него было замечательное. Нет, он не улыбался, не шутил, но Таша замечала ту еле уловимую вибрацию, исходящую от его тела, которая говорила о том, что сегодня Даниил в хорошем расположении духа. Эта вибрация заставляла ее душу трепетать и замирать в ожидании чего-то чудесного. Именно в таком состоянии она и пребывала весь первый год их отношений. Каждый день, как новый, каждый день, как открытие. И сегодня ее душа тоже потянулась ему навстречу, уловив знакомые волны благостного состояния, и Таша сжалась в кресле, съежилась, всеми силами стараясь ей не поддаться, уговаривая, упрашивая, запрещая себе откликаться на этот слышный только ей одной призыв.
«Ты не нужна ему. И он тебе не нужен», — повторяла она снова и снова, опустив лицо, закрыв глаза и вцепившись руками в подлокотники.
— Эй, ты чего? Замерзла?
— Нет, — сглотнув, она подняла глаза и неожиданно оказалась с Даниилом лицом к лицу.
Только одно завтра. Часть 2
Они отшатнулись друг от друга одновременно, как будто оба были, по меньшей мере, прокаженными. Таша вспыхнула так, как умела она одна — мгновенно и разрушительно, злясь и на него, и на себя. На себя — за то, что никак не удавалось справиться с вибрацией, захватывающей тело, и на него — за то, что подошел близко и за то, что отшатнулся.
— Отойди, — сказала она резко. — Не твое дело, замерзла я или нет. Есть что-нибудь от Ирины?
Дан несколько секунд молча смотрел на нее. Таша чувствовала, как меняется его настроение от хорошего до обычного, как закипает в нем раздражение, сопровождавшее все последние недели их совместной жизни. Потом он хмыкнул.
— Вернулась. Как же. Давно не видел тебя настоящую. Даже подумал было, что что-то изменилось за два года.
— Рада разочаровать тебя, — сказала она саркастическим тоном. — Ты высказался, или дать тебе еще время?
Он не изменился в лице, он вообще никак не отреагировал. Просто отошел к камину, чтобы помешать дрова. Таша скинула плед, стала растирать онемевшие ноги, не обращая внимания на колотящееся в груди сердце. Значит, такой он ее всегда видел. Злобной фурией, только и мечтающей о том, чтобы уколоть, задеть, пройтись по чувствам, по самолюбию. Она яростно мяла мышцы, стараясь даже не вслушиваться в то, что делает Дан. Пусть злится, пусть. Лучше злость, которой она может и умеет противостоять, чем доброта, от которой нет спасения.