За почти два часа, что я нахожусь в этой квартире, на скромном празднике, на который даже не рассчитывал попасть, она, наконец-то, мне вполне по-доброму улыбнулась, вместо того, чтобы взорами проклинать и пытаться прожечь дыру.
Я видел, как Маргарите неловко в моей компании и, даже, понимал ее чувства, уже зная, как она не любит внимания чужих людей, раз даже свой юбилей празднует в максимально узком кругу, состоящем исключительно из родных. Даже без друзей. За чаем с тортом, как первоклашка!
Я не вписывался в ее представление о празднике, но, понимая все это, не мог заставить себя уйти, впервые за долгое время, чувствуя себя в окружении практически незнакомых людей комфортно. Так мило, уютно и по-домашнему, словно в кругу своих родных и близких, а вовсе не своей подчиненной, которая смотрит исподтишка на меня волком и мысленно просит провалиться.
Мне нравилась атмосфера, нравились искренние и открытые лица и улыбки ее родных, мне нравился ее веселый отец, ее добрая и ласковая мачеха. Я проникался большой симпатией к ее сыну, словно это мой собственный племянник, как минимум. Она воспитала замечательного парня, доброго, отзывчивого, смешливого и находчивого. А, главное понимающего и рассудительного, если учесть, что, как свойственно подросткам его возраста, не просит к себе большого внимания, а наоборот помогает матери, наслаждаясь самостоятельностью. Меня, даже, против обыкновения не раздражал запах чужого дома, чем, признаться, я всегда грешил, из-за чего старался избегать походов в гости в чужие дома.
Мне… мне нравилось, как Маргарита выглядела в этом удобном, домашнем и неброском платье, с легким макияжем, без ее привычных очков и красной помады. Даже колючие взгляды, что она кидала на меня, вызывали не раздражение, а скорее умиление, словно наблюдаешь за недовольством маленького котенка. Меня тронула та теплота, с которой она смотрела на своего сына, как гордо улыбалась, когда он хвастался своими заслугами в спорте, словно это ее собственные достижения, с каким сожалением говорила о собаке для парня. Но больше всего меня поразило, как в ответ на разрешение парня матери отдохнуть, вместо ожидаемого облегчения или радости, я заметил вину и горечь, проскользнувшие в ее взгляде, осознав, как, на самом деле, она хотела провести это время с сыном.
Все чаще мне приходилось напоминать себе, что это та самая Маргарита Викторовна, с которой мне когда-то не посчастливилось работать. Та, кого так хотелось назвать просто по имени. Но я понимал, что она не позволит. Не сейчас. Я не заслужил ее доверия, и усложнять ситуацию больше, чем уже себе позволил, не мог.