Приходилось принимать и посланцев от Крымского хана. Сказать, что вели они себя нагло — не сказать ничего! Скалились, гыгыгакали, жадно разглядывали убранство палат, как будто прикидывая, что из этого они заберут себе. Поднесут им напиток с дороги, так они выпьют и чару за пазуху, мол, подарок. Да еще косоротятся, если посуда не золотая или на худой конец серебряная. А разговаривали так, будто прибыли к ничтожнейшему из данников их хана! Толмачи, понятно, старались смягчить речи, но разве по надменным мордам непонятно?
В общем, надо с этим что-то делать…
— Михальский! — выкрикнул я, отпустив Юлдуз.
— Здесь я, государь, — тут же материализовался рядом со мной бывший лисовчик.
— Брат наш хан Джанибек-Гирей, я чаю, не последнего из своих беков пришлет? Надо бы встретить, как положено!
— Стоит ли вашему величеству самому принимать столь мелкого человека?
— А кто говорит, что я его принимать буду? — усмехнулся я. — Перегородишь этот зал ширмами, я за ними и устроюсь. Буду смотреть, и слушать, как ты службу правишь.
— Вы хотите поручить это мне?
— Ну не Федьке же! Представляешь, что будет, если этот торопыга мир заключит и контрибуцию татарам назначит?
— У вас есть барон фон Гершов. Он командует вашей армией и ему больше пристало …
— Нет-нет, — помотал я головой. — Лелик человек западный и к тому же прямой как шпага, у него как надо не получится. Тут, брат, надо с умом!
— Кажется, я понял, — кивнул Корнилий.
— Если кажется, крестись! — перебил я своего телохранителя. — А я тебе прямо говорю, посланника крымского хана, надо так мордой в изменившиеся обстоятельства натыкать, чтобы у самого Джанибека юшка из носа потекла!
— Как будет угодно вашему величеству.
— Ступай и приготовь все как следует… хотя постой… толмач у тебя добрый есть?
— Найдется. К тому же я и сам немного понимаю их язык. Но если надо можно будет привлечь Рожкова…
— Нет! Хотя позови, конечно, но главное немедля пошли за этой девкой, что с Попелом сожительствует.
— Вы полагаете?
— Да! И пусть оденется так, чтобы видно было, что она девица! И это, самого чеха тоже кликни, пусть рану мою посмотрит.
Послом хана оказался крепкий мужчина, лет примерно сорока или около того в богатом наряде. Поверх затканного золотом кафтана, накинута шуба из драгоценных мехов, на голове белая чалма, показывающая, что ее обладатель в свое время предпринял хадж в Мекку. В аккуратно постриженной бородке серебрилась седина, а в глазах плескалась ненависть пополам с презрением. Сопровождали его пара мурз рангом поменьше и четверо нукеров.
Воинов наши просто не пустили, велев им оставаться за воротами, а самого посланника и его свиту заставили идти по палящему августовскому солнцу пешком. Отчего во дворец паши они вошли уже не в столь блестящем виде.