Понятное дело, на русские пределы впредь не нападать, а коли, кто из твоих сунется — сам же и казнишь лютой смертью. Я могу освободить тебя и твоих людей от османского ига. Крым станет свободным и независимым государством и перестанет жертвовать своими детьми во славу завоеваний заморских султанов, как в недавнем персидском походе. Вы будете жить мирно и богато…
— Что ты такое говоришь! — широко распахнул глаза Джанибек. — Вместо свободы и дружбы с великим домом Османов ты предлагаешь нам московитское рабство?
— А говорили, что ты философ, — криво усмехнулся я.
— Да ну его, государь, — успокаивающе шепнул мне Рожков, — мало ли что про людей болтают!
— Была бы честь предложена. Не хочешь, как хочешь. Время разговоров закончилось, настал час пушек. В скором времени навестим твой град стольный — Бахчисарай с визитом. Пора довести начатое до конца! И ты, хан, поедешь со мной.
С каждым днем во дворце Кафинского паши становится теснее. Сначала там квартировал только я со своей свитой и царевичем, потом добавились освобожденные из плена дети. А теперь вот еще и хан. В принципе, я вполне мог бы содержать его в яме, обложенной со всех сторон кирпичом, с решеткой сверху, но пока не стал. Все-таки я правитель просвещенный и милостивый, а не какой-нибудь восточный деспот.
Так что пришлось, для Джанибека выделить комнату, где хана содержат согласно его статусу. У дверей и окон помещения постоянно дежурит стража, а вечером выпускают погулять в саду. Иногда мы с ним беседуем и даже играем в шахматы. Неожиданно оказалось, что Гирей человек по-своему интересный и далеко неглупый. Отпускать я его, конечно, не стану. Заберу с собой в Москву в почетный плен. Ну, а что? Есть у меня царевичи Сибирские, будут и Крымские. Или нет, Таврические. А что, хан Джанибек Таврический, разве плохо звучит?
Правда, золотого запасу у него примерно как и у персонажа из «Свадьбы в Малиновке». Остатки казны в Бахчисарае, там же и семья. Ну, ничего, вывезем!
— Государь, — осторожно просунул в дверь голову Бурцов. — Там к тебе Мишка Шемякин просится пред светлы очи!
— Это кто еще такой? — задумался я, пытаясь вспомнить ратника или начального человека с таким именем.
— Так жилец московский, что с посланием прибыл!
— Погоди, а я что его еще не принимал?
— Нет, батюшка! Все недосуг было.
— И вы, сукины дети, не напомнили?
— Не вели казнить! — бухнулся на колени спальник.
— Ладно, зови, — сплюнул я от досады.
Через минуту ко мне вошел немного смущенный молодой человек с объемистой кожаной сумой через плечо и поклонился большим обычаем. Стоило ему переступить порог, как я вспомнил давнюю историю, произошедшую с его отцом во время нашего похода на Смоленск.