— Серьезно? — неожиданно обрадовался милиционер. — А то у меня тесть — из поповского сословия… — поспешно пояснил он, увидев наши с оснабом недоумевающие взгляды. — Больно мне наблюдать, как мучается старик… Ведь он наш, исконно русский! Патриот! За державу — последнее отдаст и в одном исподнем останется! Но вот пристрастился с детства к этому «опиуму для народа» [5] и не отучить уже… И чего мне с ним делать? Родной ведь человек! Ну, а если наше государство на послабление для церкви пойдет — так это ж для него станет просто манной небесной! Счастливым помрет старик…
[4] По мнению современных светских исследователей, встреча иерархов РПЦ с руководством СССР в сентябре 1943 года и санкционированное последним проведение собора епископов были «продуманными и рассчитанными на перспективу шагами советского руководства, чтобы, с одной стороны, перевести в правовое поле взаимоотношения с самой крупной религиозной организацией в стране, а с другой — продолжить формирование положительного внешнеполитического имиджа СССР как страны, где соблюдаются общепринятые нормы свободы совести». Уже 8 сентября нарком НКГБ Меркулов докладной запиской информировал Сталина о положительных откликах иностранных дипломатов и политэмигрантов, проживавших в Москве, на избрание митрополита Сергия патриархом.
[5] Эту фразу приписывают Владимиру Ленину, хотя впервые выражение «Религия есть опиум народа» употребил Карл Маркс в работе «К критике гегелевской философии права», опубликованной в 1844 году. Сравнение религии с опиумом Маркс позаимствовал у христианского социалиста Чарльза Кингсли — тот, правда, имел в виду не одурманивающее, а успокаивающее действие наркотика.
Ленин использовал афоризм Маркса в статье «Социализм и религия» 1905 года и повторил (со ссылкой на автора) в статье «Об отношении рабочей партии к религии», опубликованной в 1909 году.
Вряд ли выражение стало бы таким популярным, если бы не роман Ильи Ильфа и Евгения Петрова «12 стульев», где фраза приведена в знакомом нам виде — во время конфликта с отцом Федором Остап Бендер спрашивает у священника: «Почем опиум для народа?»
Телефон действительно оказался расположен совсем недалеко: стоило свернуть на оживленный проспект и проехать буквально метров сто-двести. Деревянная будка телефонного автомата обнаружилась под цветущей и благоухающей раскидистой сиренью. Командир уже сносно себя чувствовал и уверенно управлял автомобилем, не пугая капитана Курочкина, очередной возможностью потери сознания. Оснаб остановил машину возле обочины, прямо напротив телефонной будки, и вышел. Идти за ним я не стал, поскольку не видел в этом никакого смысла.