— Я так и знал, — сказал он. — Так и знал, что ты сделаешь что-то безумное.
Я повернул длинную шею так, чтобы смотреть на Томаса одним глазом.
— Ты сказал не делать сальто. Я и не делал. В любом случае, ты жив, так? Я не дал тебе упасть. Теперь посмотри вниз. Открой глаза и посмотри вниз.
Томас открыл один глаз, затем другой, и его челюсть упала. Я улыбнулся про себя. Я видел, как страх перешел в удивление, когда Томас увидел под собой весь наш дом. Он оглядывался вокруг: суета рыночного района на западе, дым из кузницы, фермы и коттеджи на севере на краю леса, рыбацкие лодки, проплывающие вдоль побережья под скалами. Он смотрел вдаль, на горы и туманные дали за лесом Ивилирста, и глаза его блестели. Я знал, что он чувствовал. От вида дома, который я любил, с неба всегда перехватывало дыхание, а он впервые любовался им.
— Если бы только у нас были крылья, — сказал он.
— Когда твои люди научатся пользоваться драконьим льдом, и первые смогут справиться с любым огнем, вам не понадобятся крылья.
— Дело не только в этом. Каждый должен увидеть все с высоты птичьего полета. Напоминание о том, насколько мы малы и что у нас есть. О том, что нас всех объединяет, людей и драконов.
— Ты начинаешь философствовать? — поддразнил я.
— Просто немного раскаяния, — сказал он.
— О чем?
— О людях, которые могли бы хоть одним глазком взглянуть на этот вид.
— Ты как будто, говоришь о ком-то конкретно, — сказал я.
— О моем отце, — ответил он, к моему удивлению. Я ожидал, что он будет отнекиваться, а не откроется. — Он твердо верил в стратификацию всех людей и «зверей ниже их». Его слова. Люди — наверху, драконы — внизу, а омеги — самые ничтожные из всех. Но разве это имеет значение? Отсюда, сверху, никто не заметит разницы.
Томас окинул взглядом город, и я увидел, что он погрузился в свои мысли. Я прочитал, что скрывается за этим взглядом, и понял, что он такой же, как и я, когда вновь переживаю самые болезненные воспоминания прошлого.
Вот почему он так старается, подумал я и почувствовал злость за него. Я знал, каково это — не иметь никого на своей стороне, но я не мог себе представить, сколько боли нужно, чтобы заставить человека прятать свою суть, и притворяться кем-то другим.
И ради чего? Чтобы доказать, что он чего-то стоит?
— Бессмысленно об этом думать, — сказал он. — Его уже нет. И даже если бы он мог видеть все отсюда, это бы его не изменило. — Затем Томас рассмеялся. — Прошу прощения. Наверное, я начинаю философствовать. Я знаю, что это не то, что ты хочешь услышать.
— Я понимаю, — сказал я. — Небо может с тобой такое сделать. Это лучшее место, куда можно пойти, когда тебе нужно о чем-то подумать. Я так и поступаю, особенно в наши дни, когда трудно найти тихое место, и вокруг бегает маленькая девочка. Важно, что ты получаешь от этого места. Кого волнует, что подумает твой старик? Ты прав. Бессмысленно заботиться о мнении того, кому ты был безразличен. Даже если это родные люди.