— Башня для подачи сигнала, — пояснил сотник с усмешкой, — Раньше местные так предупреждали своих о нашем приходе. А теперь, видишь, всё травой заросло. Сейчас мы должны опасаться набегов со стороны русичей и их ручных собак, а не наоборот.
Я в принципе особо не переживал на этот счёт. Но среди половецких воинов ностальгия по былому величию была велика.
Через день мы достигли небольшого села, и я смог хоть издалека рассмотреть, как жили мои предки восемьсот лет назад. Сначала шла полоса вспаханной земли, которую оккупировали сотни птиц, явно выковыривая всяких жучков и червячков. Затем показался невысокий тын, на котором собралось много зевак, в основном детей. Из того, что удалось рассмотреть, богатством народ не блистал. Невысокие избы с соломенной крышей и без труб — топили вчёрную. Сами люди одеты в какие-то грязные рубахи, дети вообще без портков, и практически все босиком. С другой стороны, простые шаруканцы внешним видом мало отличаются от увиденных селян, если выглядят не хуже. Надо ещё делать скидку на то, что народ сейчас ходит в рабочей одежде, а лучшее одевают по праздникам. Но местные были повыше и плотнее жителей половецкого города. Явно не голодают.
Примерно в таком режиме мы и передвигались. Торки сопроводили нас до города Ромена, где передали очередному отряду, но уже явно русскому. Первый раз после моего неожиданного попадания в это время удалось рассмотреть настоящих витязей. Хотя, для десятка, выделенного нам в сопровождение, это стишком громкое слово. Обычные воины, большинство без серьёзных доспехов и носят простые кафтаны, часть в кожаных куртках. На головах шапки, похожие на колпаки торков. Вооружение практически не отличается от половецкого. Разве что шлем, притороченный к седлу десятника, имел классическую форму, знакомую мне по учебникам истории. Оно и понятно. Приграничье предполагает определённый симбиоз пусть и враждующих сторон. Не гоняться же за прорвавшимися степняками на тяжеловозе, обряжённым в латную броню? Поэтому русские воины были достаточно легко вооружены, что предполагало высокую мобильность.
Старшего русичей звали Третьяк. Это был невысокий и жилистый воин хорошо за сорок. Морщинистое лицо оживляли яркие голубые глаза, которые предстали бы более молодому человеку. На куманском он говорил не хуже меня, и большую часть дороги о чём-то спорил с экспрессивным Тамызаком. Остальные русичи были в массе своей людьми молодыми, явно ещё неопытными. Подвоха от нас не ждали, вот и отправили молодняк пообтереться под присмотром старшего.