Счастье. Оно разлилось в душе, заполнило до краев, выплеснулось наружу и затопило мир вокруг. Звуки тише, цвета глуше. А перед моими глазами не хризантемы, а розы. Темные, почти черные на длинных стеблях, с запиской, вложенной в лепестки. И я дрожащими пальцами раскрываю конверт, читаю послание. И сердце мое бьется сильнее, краска опаляет щеки, душа готова парить высоко в небе, и я, не сдерживаясь, кружу по залу, обняв букет. Я счастлива, я влюблена, я любима.
— Лиа? — голос отца прозвучал какофонией в этом хрустальном мире. — Что с тобой?
Мираж лопнул и рассыпался, возвращая миру ароматы и краски осени. Холодно, одиноко, больно. Не моя жизнь, не моя память, не мои радость и счастье. Да что же это творится? Нужно поговорить с Леграном сразу же после приезда.
— Ли? — теперь отец испуганно вглядывался в мое лицо.
— Все хорошо, — нервно улыбнулась я. — Голова кружится иногда.
Я обернулась к перепуганной матушке, к замершему на подоконнике Уху.
— С каких это пор у тебя голова кружится? — обеспокоенно выдохнула мама, надвигаясь на меня в порыве беспощадной заботы.
— Мам. Я просто устала, — привычно пряча тревогу за беззаботностью, отозвалась я. — Всю ночь в поезде, потом на чердаке. Пыль, духота…
— Ты надорвешься на этой своей работе, — покачала головой матушка. — Я просила и попрошу снова. Вернись домой, Лиа.
— Не стоит, — тихо произнесла я, разливая чай в чашки. — Ты сама знаешь, что не стоит.
— Да кто им вообще дал право тебя осуждать? — взвился отец. — Ты приняла решение и использовала законное право!
От переизбытка чувств он даже по столу хлопнул ладонью, отчего вазочка с вареньем опрокинулась, заливая белую скатерть липким варевом из малины. Я осторожно взяла отца за руку, сжала, стараясь успокоить. Права, законы, что они значат там, где властвуют средневековые устои?
— Мне хорошо в столице, мне нравится моя работа. У меня все хорошо, — с нажимом повторила я.
— Может, ты все же расскажешь, что случилось у вас с Патриком? — осторожно начала мама, вытирая разлитый джем. — Мы не спрашивали. Но…
— Мам. Нечего обсуждать, — беспечно усмехнулась я. — Просто не сложилось. Так бывает.
— Бывает, — вздохнула матушка. — Но, чтобы вот так жили, жили, а потом ты уехала! У вас же все было так хорошо…
— Было. И перестало, — вздохнула я, отгораживаясь от всех чашкой с горячим чаем.
Мама еще что-то хотела спросить, но отец грозно покосился на нее, и дальнейшие расспросы были прекращены. Только Ух сидел на подоконнике и горестно вздыхал, качая головой. Он один знал, что вышло на самом деле, ведь это ему я выплескивала свою боль и обиды, прижимая к груди родного и любимого кота. Вот, лучше держать все в себе, а то не знаешь, перед кем душу открываешь. Мы молча допили чай, убрали со стола, и я, желая отвлечься, отправилась на небольшую прогулку по родному городку.