— О том, чтобы помогли раскрыть тайну его смерти? — допустила я.
— Да, но, повторюсь, в уборной не было призраков, Лиарель, — настойчиво произнес мэтр. — Я бы ощутил его. Это были лишь отголоски чужой памяти и ваши собственные переживания. Просто пережитое за день, этот скандал…
Я смущенно уставилась в окно. Мэтр замолчал, тоже, видимо, не решаясь поднимать эту тему. А что обсуждать? Он слышал, как Патрик оскорблял меня, как попрекал тем, что стало моей пожизненной болью. Я и в этом была виновата, по его мнению. А кто еще повинен в том, что за годы супружества небо так и не подарило мне радость материнства? Это единственное, о чем я по-настоящему жалела, разрывая брак. Но видимо, мне суждено растить чужих детей, не познав, каково это — нянчить собственного. В душе ворочалась вялая тоска, придушенная усталостью и выпитым спиртным. Дождь колотил в окна, трещали дрова, тикал хронометр на стене, а я все больше и больше проваливалась в липкие объятия сна.
Пробуждение было неприятным и тяжелым. Тело затекло, во рту было мерзкое послевкусие чего-то несвежего. Голова гудела, и все мое состояние говорило о том, что засыпать не стоило. Как оказалось, я все так же сидела в кресле, завернутая в плед, только, судя по загоравшимся за окном огням, проспала я до самого вечера. Мэтр-директор сосредоточенно что-то писал, сидя за своим столом, скребло перо по бумаге, тихо щелкали бусины на счетах, мэтр был полностью погружен в дела школы.
Как же стыдно. Мало того, что устроила истерику днем, так еще и умудрилась напиться и заснуть в кабинете начальства. Для верности я решила еще притвориться спящей, исподтишка разглядывая Леграна.
— Ноарис, вы определяйтесь, — не отрываясь от бумаг, отозвался мэтр. — Или просыпаетесь, или я запру вас в кабинете до утра.
Интересно, можно в реальности сгореть от стыда или это фигура речи? Я бы сейчас не отказалась или провалиться сквозь землю, или обуглиться на глазах начальства. Небо, как же стыдно.
— Почему вы меня не разбудили? — осторожно разгибая ноги, хрипло уточнила я.
Мэтр отложил документы, поднял на меня смеющийся взгляд. Сейчас, когда его лицо не было искажено гримасой суровости, мэтра можно было бы назвать даже симпатичным. Не красивым, но в его улыбке сейчас сквозило столько шалопайского обаяния, что иное несовершенство черт терялось на ее фоне.
— А я пытался, мэса, — откидываясь на спинку кресла, произнес Легран. — Но вы сначала обозвали меня «Патриком», потом «мамой», а потом и вовсе укрылись пледом с головой и общаться дальше отказались. Была идея облить вас водой из графина, но каюсь, я вас пожалел.