− Вот как? — в прищуренных глазах демона откровенно читается недоверие. — Я несомненно верю, что ради обладания тобой можно рискнуть даже жизнью, малыш. Но ты явно недоговариваешь. Не доверяешь мне?
В ответ я молчу. Но он и так всё видит в моих глазах. На несколько бесконечно долгих секунд мы попросту застываем, смотря друг на друга.
− Со временем ты поймёшь, что ошибаешься, Адерин. И убедишься, что мне ты можешь доверять абсолютно во всём, − весомо произносит Мартан. И наконец отпускает.
Дальше мы идём молча, каждый думая о своём. Не знаю, какие мысли витают в голове у демона, а я не могу не задаваться вопросом, возможно ли это для меня в принципе — доверять мужчине. И каково это знать, что можешь во всём положиться на своего мужчину? Не бояться… не скрывать свою сущность, свои мысли… Нет, так точно не бывает. Женщины всегда должны изображать то, что в них хотят видеть. Такова реальность. И нечего в сказки верить.
Тем временем мы наконец оказываемся на месте.
Во времена Танраггоса отдельного лечебного крыла в королевском дворце не было. А королевские лекари практически не смели помогать никому кроме королевской семьи и немногочисленных приближённых. Королю такое сильно не нравилось. Даже придворные, постоянно проживающие при дворце, вынуждены были обращаться к своим собственным, либо столичным лекарям, когда болели. Я уж молчу о слугах. Любой недуг зачастую становился причиной увольнения, поскольку мешал исправному служению. Обо всём этом мне рассказывала Олви, когда мы сюда приехали, и она начала разузнавать всё о местных порядках.
Правда, ходили слухи, что в случае крайней нужды можно было обратиться к личной целительнице принцессы Ланториниаль. И в городе были лечебницы, которые содержались на средства теперешней королевы. Тори даже тогда находила способы помогать своему народу в обход воли деспота-отца.
А сейчас я не без удивления отмечаю, что под нужды целителей действительно отдали небольшую часть дворцового комплекса в которую мы попали, миновав не особо длинный, застеклённый надземный переход.
Вдоль коридора, которым мы идём, тянутся высокие стрельчатые окна по одну сторону и несколько закрытых одинаковых дверей по другую. Мой жених как раз подводит меня к одной из них. И тут же открывает без стука.
Не успеваю я подумать о его невоспитанности, как мой взгляд прикипает к Олви, что с закрытыми глазами свернулась клубочком под шерстяным одеялом на небольшой кровати, и к знакомой фигуре коренастого мужчины, склонившегося над моей горничной. Сердце сжимается жгучей тревогой, и я, не раздумывая, бросаюсь вперёд.