Заложница в академии (Левина) - страница 37

— Ты меня понимаешь?

— Каждое херово слово! Почему?

— Я не знаю… почему я ничего не вижу?

— У тебя глаза лиловые вместе с белками, — он говорит злобно, резко, пальцы сжимают плечи Брайт так, что синяки неминуемы.

— Вода. Мне нужно умыться, опустить голову в воду, — он выдыхает и тянет её на себя. — Больно.

— Потерпишь.

Тащит куда-то. Шум, шорох. Запах сырости.

Вода.

Она падает на макушку, тёплая, струи тугие и тут же окутывают всё тело. Брайт делает резкий вдох и шаг назад, за ней стена, по которой можно с облегчением скатиться, обнять колени и просто посидеть без жужжания над ухом.

Возбуждение? Смущение? Эти чувства откуда?

Она распахивает глаза, вернулось зрение, но всё словно сквозь розовое стекло. Рейв Хейз стоит посреди ванной, он не закрыл дверцу кабинки. Стоит и смотрит, задрав подбородок.

Брайт опускает взгляд. Она в тонком больничном халатике, который стремительно намокает и липнет к телу. Ноги обнажены до середины бедра.

— Отвернись, — шепчет Брайт.

Откуда возбуждение? Что происходит?

Тело мученически пылает.

— Что со мной?

— Наконец-то человеческий голос… — тянет Рейв.

— Что я чувствую? Это не мои чувства…

— Не твои, — голос полон яда и стали.

— Чьи?

— Угадай.

Брайт краснеет до корней волос.

— Почему? — она смотрит на свою руку. Кожа впитывает воду, будто иссохшая земля, а зрение стремительно возвращается с каждой каплей попавшей в организм. Это всё привычно, а вот чужие эмоции — нет.

— Почему? — усмешка Рейва такая ледяная, что в комнате на пару градусов опускается температура.

Он разворачивается и снова Брайт окатывает странной интригующе-сладкой волной. Он приближается. Вода капает теперь и на его голову, их носы соприкасаются.

— Боишься, — констатирует он. — Это же страх, я угадал? Так вы, девчонки, боитесь?

— Что происходит? Пожалуйста?

— Ну раз уж ты так вежливо просишь, — шипит он. — Ты, чёртова дура, соединила нас долбанными чарами Фиама. Знаешь, что это?

Брайт мотает головой.

Ярость, возбуждение и страх переплетаются и понять, где чьи чувства уже невозможно. Рейв тоже в ужасе, это очевидно.

— Это такой древний ритуал, чтобы юные аристократы не выпрыгивали из окон в день собственной свадьбы. Так сказать… попытка сблизить молодую парочку. Теперь всё, что чувствуешь ты — чувствую я, и наоборот.

— Что?..

Капли стекают по лицу Рейва. Брайт следит, как они чертят линию его профиля, скапливаются на ресницах, и это всё усиливает дрожь в теле.

Зрение вернулось, голос вернулся. А чужие чувства никуда не ушли.

— Как это исправить?.. — голос звучит безжизненно и обречённо. Неужели новая тюрьма?