Мы застали чету Герц, когда они обедали, сидя на веранде.
— Папа, есть разговор. Серьёзный. И подождать он не может!
Нарочито медленно Алексей Владимирович промокнул губы салфеткой и посмотрел на меня.
— Марина, кажется?
— Да.
— Очень приятно, Алексей Владимирович— мужчина протянул мне руку; и после того, как я её пожала, добавил, — говнюк.
Я растерялась.
— Простите?
— Алексей Владимирович Герц, говнюк. Вроде так вы меня однажды обозвали?
Я начала краснеть, синеть, и мне просто становилось дурно, а он делал вид, словно любезничал со мной.
— Моя жена Виктория, — мы кивнули друг другу. — Отобедаете с нами?
— Спасибо, но нет.
— Брезгуете?
Я не знала, как реагировать на подобные вопросы, и насколько они были приняты в их семье, я тоже не имела ни малейшего представления. С надеждой я посмотрела на Сашу, который напоминал статую: непрерывно смотрел на отца, который, похоже, был больше увлечён своим обедом, нежели чем беседой со мной.
— Просто не голодна.
— Может, хотя бы чаю с нами выпьете?
Понимая, что ещё один отказ приведёт к новой порции колкостей со стороны мужчины, я согласилась. И знаете, даже сидя за столом, Саша не отпускал мою руку. Это не могло не отразиться на отношении его отца к нам.
К нам? Я сказала «к нам»? Ну, всё. Это первый звоночек. Как бы ненароком ещё на этот брак не согласиться…
— Расскажите нам что-нибудь о себе, Марина.
— Что Вы хотите узнать?
— Мой сын в Вас так влюблён, что я готов слушать из Ваших прелестных уст всё, что угодно, лишь бы Саша был доволен. Вы работаете или учитесь?
— Закончила в этом году университет. По возвращению в Москву буду искать работу.
— А хобби есть?
— Как же без хобби.
— Саша сказал, что Вы пишете книги, это правда?
Я бросила недовольный взгляд на своего спутника.
— Скорее, пачкаю бумагу.
— Вас не издают?
— Нет.
Он хмыкнул:
— В наше время издают всё, что умеет стучать по клавиатуре. Посыл и стиль написания не так важны. Так почему же среди всего этого хлама не мелькают и Ваши книги? Вы настолько бездарны, что Вас обходят стороной?
Я сочла эту фразу за личное оскорбление, хотя спорить не решилась. В конце концов, может, мужчина и прав. Я же не могу объективно оценивать текст, который сама же и создала.
— Полагаю, что владею способностью к русскому языку ничуть не хуже, чем Вы к остроумию.
Взгляд Алексея Владимировича, который до этого блуждал по всей комнате, застыл на мне.
— Язык-то у Вас, я смотрю, тоже длинный?
Я улыбнулась:
— Вы так проницательны.
Он издал странный звук. Не то хрюкнул, не то крякнул.
— Саша, — Алексей Владимирович вновь вытер рот салфеткой, — выйдем на пару минут, есть разговор.