Ладонью накрывает контур. Ведет по татуировке.
Хрипло замечает.
— Почему она такая бледная? — оставляет шрамы. Его ласка сродни кнуту.
— Не знаю.
Отвечаю бесстрастно. Изо всех сил сдерживаю желание отскочить.
— Почему ты решила сделать дракона?
— Не помню.
Скрывать нечего. Хорошо хоть, что хватило мозгов не бить имя Шмидта.
Иначе я бы вместе с кожей вырвала жестокое клеймо.
Он тяжело вздыхает. Хмурится и ложится рядом.
Меня буквально парализует от близости наших тел. Он настолько непредсказуем, что даже после самого нежного слова я боюсь обмануться. Жду злого «Зверушка». Ищу подвох.
— Я запишу тебя к нормальному врачу. Пусть выпишет таблетки, — коротко бросает.
— Не хочу.
Усталость валит с ног. Страх течёт в венах. Блок памяти не даёт расслабиться.
— Почему? Тебя устраивает жизнь с амнезией?
Не смотрит в глаза. Изучает повадки, словно видит впервые. Ищет разницу и не находит. В глубине глаз тлеет скрытое удовлетворение.
— Нет. Не устраивает. Я просто не хочу торопить события. Сама вспомню, — передергиваю плечами.
Нагло вру, потому что на деле я до сумасшествия не хочу быть ему обязанной.
Как-нибудь выкарабкаюсь. Без его помощи. Ведь Шмидт помогает не ради меня, а ради себя.
Ему нужна та Моника, которая безоговорочно его слушала. Тихо кивала и молча уходила, в точности исполняла каждый приказ.
Но её больше нет. Потеряна. Убита руками, некогда дарившими тепло и ласку.
Разговор ни о чем быстро надоедает. И мне, и ему.
Он придвигается ближе. Губами почти касается губ. Сквозит одержимостью.
— Ты хоть представляешь, как я скучал? Через что ты заставила меня пройти?
Обхватывает за талию. Греет мускулистыми руками.
— Я месяцами мечтал сдохнуть. Надеялся встретить тебя на том свете, — усмехается. Смеется над своей глупостью. — Представлял, как буду тебя обнимать. Целовать каждый сантиметр твоего роскошного тела. Вдыхать запах. Терять голову от одного взгляда.
Бесцеремонно сцепляет наши ладони. С мукой протягивает.
— Разве ты не чувствуешь?
Хрипло шепчет, с трудом делая новый вдох. Накрывает губами. Горячими и влажными. Требует ответа, бережно держа за подбородок. Настойчиво толкает язык внутрь.
Я не двигаюсь. После зверской жестокости хочу лишь одного — уйти.
Не знать ни его ненависти, ни его любви. Одинаково горько.
Всё, что осталось — опустошение. Нежность быстро сменяется сталью.
— Я люблю тебя, — выжигает чёрными глазами. — Помнишь? Я люблю тебя.
Кричу. Где-то глубоко внутри. Десятки моментов из прошлого ощутимо простреливают мозг.
Он уже говорил это. И не раз.
Пылко, смущённо, яростно, зло и безумно — всегда по-разному.