Слух царапает раскатистый голос. Смутно знакомый.
— Наконец-то ты дома.
***
Веревка трёт кожу. По телу разливается свинцовая тяжесть. Сил шевелиться нет совершенно. Непонятная усталость давит на плечи и тормозит восприятие, поэтому я не сразу замечаю, что в комнате есть кто-то еще.
Из горла вырывается болезненный стон. Похоже, я просидела в таком положении несколько часов — ноги сводит судорогой. Перехватывает дыхание.
Перед глазами пелена. Вижу только мутные очертания и слабое моргание светильника.
Сбоку раздается басовитый голос. От неожиданности я подпрыгиваю на месте и вскрикиваю — веревки до предела натянулись.
— Я освобожу тебя, когда пойму, что мы на одной стороне. Заранее прошу прощения за некоторые…неудобства.
В поле зрения попадает крупная фигура. Я вскидываю голову, приглядываюсь и потихоньку возвращаю свою память.
Точно. Меня усыпили и похитили. И, судя по мрачной обстановке, ничего хорошего меня не ждет.
Я по уши в дерьме.
Едва приоткрываю пересохшие губы и сипло спрашиваю.
— Кто вы?
— Ты меня не узнаешь?
Злость клокочет в крови тихим бешенством. Меня передергивает от раздражения.
— Я плохо вижу.
— Это временно. Вот, выпей, — подставляет ко рту бокал с сомнительным напитком.
— Вы меня за дуру держите?
— Ты пять часов была без сознания. Если бы я хотел тебя убить — давно бы это сделал. Я безоружен. Тебе нечего бояться.
Сейчас бы на слово верить какому-то сумасшедшему. Но других вариантов у меня нет — жажда становится нестерпимой.
Несмело пью и чувствую привкус горечи. Кислота обжигает язык.
— Мне жаль. Мы немного переборщили с дозой.
Морщусь и сердито фыркаю — маска вежливости совсем не идёт моему тюремщику. Каждое слово пропитано немой угрозой.
Проходит минута. Две. Три. Сознание неохотно возвращается. Пелена спадает с глаз.
Свет ослепляет. Я судорожно моргаю — противное жжение не покидает веки, зато, несмотря на это, я наконец-то могу разглядеть обстановку.
Комната небольшая. За счет белых обоев кажется просторной.
Справа — кровать и пара шкафов. Слева — письменный стол и комод с полировкой. Всё идеально чистое и незахламленное. Здесь явно никто не жил. Создается впечатление, будто камеру специально готовили. Ни одной пылинки. Только решётки не хватает.
За маленькими окнами — тьма. Рон уже наверняка меня ищет и использует все свои связи. Рвёт и мечет из-за моего сумасбродного поступка. Я лишь надеюсь, что ему хватит ума не рисковать. Он достаточно натерпелся от рук моей семьи.
Как назло, почему-то именно сейчас я прихожу к пониманию одной простой вещи — не хочу, чтобы Шмидт пострадал. Может, он и вырвал из меня частичку души, безжалостно разрубил на части и конкретно потрепал моральное состояние, но… он также защищал меня и платил любую цену. Действия дороже слов, и Рон, пожалуй, сделал для меня больше, чем кто-либо.